Ознакомительная версия. Доступно 31 страниц из 152
Боже! Ты мастер пауз. Молю тебя о единственной: между успехом и тревогой.
Наша перестройка веселая, как любовь, когда фригидность снизу, а импотенция сверху.
Вся страна – огромная реанимация.
Никто не подходит. И постепенно человек плюет на окружающих, потом – на самого себя и ловит высшее наслаждение не мочась, не лечась и не работая.
Глупость в ней незаметно перешла в старость.
Второе внезапное обращение к детям
Дети! Ирония спасет вас.
Вас спасет юмор.
Вы уже не те, что мы.
Сегодня меня спросил маленький мальчик восемнадцати лет:
– Михаил Михайлович, как вы думаете, что-нибудь изменится в нашей стране? Мое поколение совершенно безразлично, я единственный, кто задает себе этот вопрос.
– Значит, что-то изменилось.
Дети!
Вы все видите.
Мы не можем воспитать вас.
Нам нечего передать вам, кроме торговых связей.
Кроме приписок, подлогов, краткого содержания частного определения, анализов, рентгенов, обваливающихся потолков, стонущего пола, зависти, плохих воспоминаний, незнания предметов, обычаев, нации.
Бросьте нас.
Не пригодится вам ничего из того.
Начните с самого начала.
Из нас вам не подойдет ничего.
Соберите что-нибудь из арифметики, грамматики и плывите к людям.
Из техники – не сообщим вам.
Из медицины – не сообщим вам.
Из истории – наврем вам.
Из физики – не сообщим.
Из биологии…
Все труднее нам выглядеть людьми – это уже стоит чудовищных усилий и удается единицам.
Извините нам ваше рождение – слепое, как у кошки.
Не ахайте от чужой техники, не восхищайтесь, начните сначала, разберитесь сами и не спрашивайте. Ответов наших не слушайте.
Советов наших не слушайте.
Леченье наше, ученье наше не принимайте. Пожалейте нас и уходите.
Что бы мы ни говорили, мысленно мы с вами.
Мы давно носим вашу одежду.
Поем ваши песни…
Крадем ваши слова.
Мы жалкие, и не жалейте нас.
Будильники наши.
Кошелки наши.
Идеи наши.
Культура наша.
Не жалейте нас, а пожалейте и уходите.
С вами наша зависть.
С нами ваше прошлое.
И видится ему из космоса
И видится Ему из космоса живописная картина, но без масла: где-то посередине скалой стоит хорошая жизнь и подбираются к ней с разных сторон какие-то люди. Через крепостное право добирались – не попали, рядом прошли. Через коммунизм добирались – не вышло: слишком в сторону отвалили. Кто-то сказал: через рынок ближе всего, только надо назад отойти и половину продуктов выбросить, чтоб налегке разогнаться. Отошли назад, стали разгоняться. Пока набирали скорость, потеряли последние ориентиры, где именно та хорошая жизнь находится. Чувствуют: где-то рядом, и запах гонит, и музыку слышно.
С криками, воплями проскочили мимо, чуть обратно в феодализм не попали. Снова разворачиваться начали – корму об камни бьет, нос на мель лезет.
Хорошо тем, кто там, в той жизни, родился. Стоят они, смотрят сверху, как эти мучаются, подплывая с разных сторон, и кричат: «Левей давай, левей, еще левей!..» А эти приглашают их к себе: «Покажите, направьте изнутри».
Нет, говорят, мы только от себя корректировать можем.
Некоторые вообще кричат: «Давайте в сторону, езжайте своим путем». Своим путем – это опять путем холода и недоеданий, путем отсутствия целей и больших человеческих потерь.
Так и запомнится Господу эта незабываемая картина: стоящая посреди космоса хорошая жизнь и кружащая вокруг нее лайба со всеми своими концами и пробоинами.
Вопрос у меня к Нему, вежливый, на Вы: «Что ж Вы не поможете, Господи?»
Имя
Я сам труслив до невозможности.
Но есть то, на что мы опираемся,
и если его деформировать,
то ходить будем, ныряя и хромая, и лицо будет искажено,
и все будут видеть и перестанут доверять,
и то, чем ты зарабатываешь, – имя твое, оно не может быть слегка испорченным,
оно пропадет начисто.
Зачем лишаться своего имени и ради чего?
Как-то не припомню, чтоб очень хорошо платили за утраченное достоинство или так уж наказывали за сохраненное.
Но за имя твое платили и будут платить благодарностью, услугами, любовью и иногда деньгами.
Потому так раздражает независимость:
невозможно власть к ней применить.
А талант и независимость – как бы уже власть, и другая власть относится к этой с ревностью.
А та, что поумней, пытается сотрудничать.
Хотя сотрудничать невозможно:
начинается то, о чем сказано выше.
Лучше всего выразить уважение и оставить в покое.
В этом одиночестве и есть его судьба.
После разлуки
Итак, Одесса, после долгого перерыва, здравствуй! Разные чувства овладевают при выходе на знакомую сцену. Раньше можно было сказать: Одессу нужно беречь. Сегодня нужно сказать: Одессу нужно спасать.
Одесса держалась на трех китах: искусство, медицина, флот. Что такое искусство, медицина, флот? Это люди, личности. Если их выкорчевывать, если одобрительно смотреть, как разбегаются писатели, журналисты, если преследовать редчайших ллойдовских капитанов, загнать их в Тикси, как Никитина, в Ялту, как Дашкова, на Дальний Восток, как Назаренко, то мы получим то, что мы получили. Анкеты у всех в порядке – полный ажур – и нет жизни. Теперь, чтоб что-то поставили в театре – надо пригласить, чтоб вылечили – надо выехать, чтоб спасли – надо позвать с берега.
Ознакомительная версия. Доступно 31 страниц из 152
