И накатывает дурное, темное желание прикоснуться к этой женщине. Ласково? А может, жестоко, оставляя синяки на белоснежной коже ее… Зигфрид отряхнулся.
— Не шути. Я ведь и ответить могу.
— Было бы любопытно, — она замерла, прислушиваясь.
— Вечером мы уедем.
— Не самое разумное решение… — Ида вновь улыбнулась. — Почему бы вам не остаться?
— Зачем?
— Это место силы, — она откинулась.
Нога за ногу.
Пальцы поглаживают шею.
Улыбка мечтательная, глаза полуприкрыты, тихое соблазнение, мягкое заклятье, задурманившее, верно, не один разум. Но Зигфрид лишь отмахнулся от этой липкой паутины.
— Вы для меня староваты, — сказал он.
— А моя внучатая племянница, думаю, в самый раз? Выпил девочку?
— Не я.
Колдовка лишь отмахнулась.
— Оставайтесь. Этот дом… здесь всегда было людно. Раньше. А теперь род захирел… у меня вот сын родился и только. Сестрица моя вообще пустоцветом оказалась. Будут ли у Геральда дети? Не знаю… если и будут, то наш дар не по мужской линии передается. И как ни крути, но девочка — последний шанс вернуть былое величие…
Откровенно.
— Да, я надеялась свести ее с Геральдом, но он напортачил. Мужчины порой слишком глупы и прямолинейны… может, оно и к лучшему. Роду нужна свежая кровь…
— Моя?
— Почему бы и нет? Это ведь логично, объединится. У тебя тоже никого не осталось… — она провела пальчиком по камням браслета. — Твои нынешние родственники удручающе обыкновенны. И насколько знаю, им не по нраву потеря титула, да… разве не желал бы ты возродить прежнее величие? Ваши с Гражиной дети унаследовали бы или твою, или ее силу…
— Или одна погасила бы другую.
— Есть обряды, которые…
— Вы использовали?
— Не без того.
— Возможно, ваш род потому и угасает?
Колдовка позволила себе нахмуриться. И Зигфрид уловил тень недовольства и… еще удовлетворения? Сила? Ей не по вкусу подобные игры.
— Нет, — сказал Зигфрид.
— Почему?
…потому что здесь он недолго останется собой. Сила рода? О да, они не откажутся от силы его рода, а еще от знаний, которые вытянут понемногу, пока не заберут все.
Колдовки это умеют.
По капле.
По букве.
По… Зигфриду ли не знать, на что они способны. И он если чему научился, то здраво оценивать собственные силы. Уезжать… сегодня же. И хорошо бы из страны. Он все еще не слишком хорошо понимал нынешние цены, но денег, полученных от короны, должно хватить на небольшой вояж.
…север.
…ему всегда хотелось там побывать. И на юге тоже… мир огромен.
И ему хотелось думать, что Гражине понравится путешествовать.
…в конце концов, он отвечает за эту девочку.
Эпилог
Три года спустя.
…мужчина лежал у подножия дубовой лестницы, раскинувши руки. Голова его, повернутая набок, лопнула, измаравши содержимым черепа и лестницу, и ковер, и юбки рыдающей дамы.
Рыдала та самозабвенно.
Заламывая руки. Стеная и подвывая на радость небольшой стаи из трех левреток, двух мопсов и карликового пуделя, который, усевшись на груди покойника, наблюдал за хозяйкой.
— Дорогая, — Себастьян ухватил пуделя за шкирку. — Тебе не кажется, что самое время вызвать полицию?
— Нет! — взвизгнула дама, мигом успокоившись. — Это… это просто невозможно!
— Почему? — Катарина присела около бронзовой статуэтки слона.
И заинтересовала ее отнюдь не искусная работа или мозаика из драгоценных камней, но волосы и кровь, прилипшие к этим камням.
— Что они обо мне подумают? — вполне искренне возмутилась дама и, достав платочек из рукава, принялась отирать пальцы. — Незнакомый мужчина умер в моем доме…
— А он незнакомый?
Дама поджала губки.
— Мы… не были представлены, но…
— Любовник? — Себастьян, повертев пуделя перед носом — сознаваться в содеянном псина не спешила — отпустил его на волю.
— Это возмутительно!
— Что именно?
Катарина поднялась и отступила, стараясь не смазать брызги. Сомнительно, что этот господин, запнувшись о собаку, упал с лестницы и заодно уж приложился затылком о слона… она поднялась.
Так и есть.
Несколько крошечных капель крови на верхней ступеньке…
— Мне рекомендовали вас, как людей, способных… помочь в щекотливой ситуации…
— И чем же вам помочь?
Катарина прикинула рост неизвестного.
…нет, дамочка при всей своей истеричности попросту не дотянулась бы. Покойник был высок, а эта наоборот, махонькая и худенькая. Она, небось, и левретку свою с трудом поднимает… но ладно, худоба может оказаться обманчивой, а вот рост… не с табуреткой же она за ним кралась, право слово.
— Унесите это, — дамочка ткнула мизинчиком в труп.
— И закопать в саду? — поинтересовался Себастьян, не скрывая насмешки.
Никакого сочувствия.
И понимания ситуации. Этак они последних клиентов растеряют…
— Нет, — немного подумав, выдала дама. — В саду никак невозможно. Там розы!
Катарина спустилась.
— Послушайте, — мягко произнесла она, беря даму под локоток. — К нашему огромному сожалению мы не прячем трупы…
— Почему?
— Это незаконно. Но могу предложить вам иной вариант… мы возьмемся за это дело и найдем того, кто совершил убийство… вам ведь был небезразличен этот человек? Я вас понимаю… мы, женщины…
Она говорила тихо, уводя потенциальную клиентку прочь от тела.
…дом удалось покинуть часа через три.
Полиция.
Осмотр.
Опрос и допрос. Янек, застывший над панной Беляльковой, которая давала показания ломким нервическим голосом. То и дело она вскидывала руки к голове, охала и порывалась лишиться чувств, посылала за солями, водой… и всячески действовала на нервы акторам.
— Что думаешь? — Себастьян потянулся.
Весна.
И солнышко светит во всю. Того и гляди черемуха зацветет, а значит, похолодает скоро… но ненадолго, там уж лето вовсю разойдется. А лето в Познаньске душное, тяжелое… и высший свет разъедется, кто куда.
Работы станет меньше.
С другой стороны ее и без того немного, их частное агентство, открытое в позапрошлом году, дохода не приносит, хорошо, вовсе в убыток не вводит.
