Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 80
«Мне, пожалуй, впору называть себя мадемуазель».
В тот день после обеда Пьер, как обычно, ходил из угла в угол по скрипучим половицам, повторяя слова. Он уже мог вполне отчетливо говорить, но пока предпочитал скрывать свои успехи.
– Надобно стать цар-рем. Надобно стать цар-рем, – шептал он на ходу.
Буква «р» далась ему совсем недавно, и он наслаждался ею, словно и в самом деле был ребенком.
Царем, конечно, стать необходимо, иначе испытание будет провалено. Но как это сделать? Что еще нужно этим виртуальным русичам? Он им такое «чудо» с буквами сотворил, а толку?! Да, дворня смотрит на него с благоговением и опаской, Василий с Филимоном уверены, что он Божий посланец, и вроде бы даже Шереметев начинает верить… А остальные? Конечно, время от времени приходят какие-то люди, глазеют на него, полушепотом спрашивают Федора Ивановича: «Он?» Дивятся, говорят, что на вид совсем обычный мальчишка… Но где радующийся Божьему посланнику народ? Где всеобщее ликование? Где, в конце концов, царские палаты, в которые его, по идее, должны были давно переселить?!
Н-да, похоже, одного чуда маловато. Нужно еще что-то придумать. Жаль, нет Интернета и социальных сетей, запустить бы флешмоб с хэштегом «#Младенца – на престол», вот это был бы номер!
Потихоньку темнело. Пьер в сумерках мерил комнату шагами и скандировал на ходу:
– Младенца – на пр-рестол! Младенца – на престол!
Увлекшись своими мыслями, он не замечал, что почти кричит. Тоненький голосок звенел под каменным сводом. Сидевший в сенях Филимон встал и насторожился:
– Васьк, это откуда ж глас?
Рыжий страж повертел головой, прислушался.
– Кажись, из Петрушиной комнатки доносится.
– А что там за баба? Агафья?
– Нет, – пожал плечами Василий, – она ж вот только во двор метнулась.
Они тревожно переглянулись и, не сговариваясь, ринулись к двери. Приникнув к ней ухом, Филимон кивнул:
– И впрямь отсель.
– Да как?! Чадо-то наше не могет так сказывать! То ж не лепет детский, слышь?
Бледные от волнения, стражи замерли, тревожно глядя друг на друга. Из комнаты вполне явственно донеслось:
– Младенца – на престол!
– Надобно глянуть, – прошептал Василий и осторожно толкнул дверь.
Она тихо скрипнула. Пьер, очнувшись, едва успел отскочить к столу и принять безмятежный вид. Неужели услышали?! И как теперь объясняться?
Но охранники, против обыкновения, не обратили на него ни малейшего внимания. Оба ошалело оглядывались и, казалось, что-то искали.
Осмотрев комнату и никого, кроме ребенка, не обнаружив, стражи в ужасе уставились на иконы, освещенные тусклой лампадкой. На бледных щеках Василия ярко выделялись веснушки, лицо Филимона пошло пятнами. Они переглянулись, рты у обоих приоткрылись.
– Никак то был глас Богородицы! – выдохнул писарь. – Ей-ей, это Она повелела младенца на престол возвести!
– И то, – кивнул Василий, и оба, не сговариваясь, бухнулись перед иконами на колени, ткнулись лбом в половицы и заголосили:
– Пресвятая Царица Небесная…
Пьер смотрел на них во все глаза. Выходит, они приняли его болтовню за глас свыше? Вот так удача! Не успел он подумать, что требуется еще одно чудо, и на тебе – оно само свершилось!
Не глядя на него, стражи самозабвенно били лбом о пол, и в голове Пьера мелькнула шальная мысль. Вскочив на лавку, чтоб голос шел сверху, он громко и торжественно изрек:
– Быть вам заступниками чада сего!
И тут же снова сел. Василий с Филимоном на мгновение замерли, приподняли головы, огляделись… На лицах их был написан благоговейный ужас, казалось, они даже не дышали.
– Голосок-то как будто детский, – прошептал Васька.
– Дык ты на икону-то середнюю глянь – «Введение во храм Пресвятой Богородицы». Ей там годка три всего.
– Видать, Она и глаголила.
– Батюшки-светы, – прошептал писарь, снова ткнулся лбом в половицу и, не вставая с колен, задом пополз к двери.
Василий двинулся за ним, непрерывно кланяясь в пол, и через несколько секунд оба оказались в сенях. Пьер, еле сдерживая смех, слушал, как стражи вскочили и с воплями кинулись в хозяйские покои.
Глава 8
Восьмого февраля еще один претендент на царский престол, боярин Федор Иванович Мстиславский, праздновал именины. Высокий, тучный, с седой бородой до пояса, он сидел во главе стола в своих палатах, расположенных в Кремле, в двух шагах от колокольни Ивана Великого.
В огромной зале, стены которой были обиты дорогим европейским сукном, под сводами высокого потолка собралось с полсотни гостей, в основном самые знатные бояре. Столы, составленные буквой «П», ломились от угощений. Тут были жареные перепелки и зайцы с хрустящей корочкой, аппетитные судаки и щуки, тушенные на меду куриные ножки, соленые осетры и семга, печеные яйца, мягкие подовые пироги с разнообразной начинкой, маринованные фрукты и овощи, имбирные пряники с дивным запахом, орехи, изюм. Рекой лились сбитни, медовуха, пиво, заморские вина, квас, морс.
Боярин, подражая царям, завел стольников, которые в дверях палаты принимали блюда из рук челядинцев и подавали гостям.
Поначалу все было чинно, гости в роскошных кафтанах и ферязях сидели на крытых бархатными накидками лавках и смаковали подаваемые блюда. Время от времени кто-нибудь из них вставал и произносил тост во славу Мстиславского. Постепенно голоса становились все громче, речи оживленнее, лица – румянее. А после того, как наевшийся до отвала и изрядно захмелевший Воротынский пустил по кругу серебряную заздравную братину, гости начали вставать, подсаживались друг к другу и группками вели беседы.
Сам Федор Иванович пересел в кресло с высокой спинкой, подозрительно напоминающее трон. Рядом с ним на резных стульях сидели князь Трубецкой и боярин Борис Михайлович Лыков-Оболенский. Втроем они вели неторопливую беседу.
Пару лет назад Мстиславскому бы и в голову не пришло звать на именины такого человека, как Дмитрий Тимофеевич. Род Трубецких был, конечно, не из захудалых, но далеко не так знатен, как большинство московских боярских родов. Федор Иванович поморщился: ничего не поделаешь, терпи – Спаситель отечества, глава Совета всея земли, к тому же претендент на трон.
– Загорелись эти буквицы над его ложем и сложились меж собой словом «Царь»… – рассказывал тем временем князь.
– Про буквицы мы ведаем, – перебил его хозяин. – А с тех пор ничего боле не учинилось?
– Давеча сказывали челядинцы, будто стражи младенца, что в доме Шереметева стоят, саму Богородицу слышали. Вошли в его комнату, там никого, и только женский глас с небес: дитя, мол, для престола Руси дано, а вы будьте ему заступниками.
Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 80
