Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 43
Наступивший 1971 год встретил нас в Одессе холодом и снегом. Школьники были в восторге. Каникулы продолжались до 10 января, и это было нам на руку. Но родители школьников счастья не испытывали. Уж очень непривычна была Одесса к суровой зиме. Путь на работу и обратно был сопряжен с приключениями, а взрослые были к ним нерасположены. Не ходить на работу в то время было нельзя. Все работали. Или почти все. Если не работать, так за что жить? Такой вопрос себе задавали все честные люди. Остальные же боялись, что такой вопрос им зададут компетентные органы. Так что, все работали. А значит, пробирались по сугробам.
Ко всем несчастьям добавилось и то, что 1971 год – был годом очередного, исторического, XXIV съезда КПСС. Весь советский народ стал на трудовую вахту в честь этого события. На практике это означало, что два выходных в неделю мало кто имел. Да и с продуктами в магазинах стало хуже. Папа это подозревал. За несколько месяцев до нового года, Одессу посетила высокая московская делегация. Поговаривали даже, что в ней был сам Брежнев. Гостей поводили по магазинам. А те ломились от колбас, сливочного масла и конфет. По советским меркам это было недопустимо. Это было даже вызовом! Ведь большинство народа тогда недоедало. «Хм! – сказало высокое начальство. – Хорошо живете!» Партийное руководство Одессы было довольно. А, вот, мой папа, нет. «Ну, теперь жди!», – сказал он. И так и получилось. Вскоре после нового года, отец послал меня за маслом. Я зашел в ближайший магазин. Масла там не было. В следующем тоже. И в следующем тоже. В конце концов, мама моей школьной подруги Нины, работающая в одном из гастрономов, убедила меня взять кило масла. Я его принес домой, где меня ждал отец, вне себя от ярости. Когда же я выложил масла целое кило, папа готов был меня съесть.
– Зачем ты купил целое кило!? Я же тебя просил купить 200 грамм! И это было 2 часа назад! – кричал отец.
– Нет масла в магазинах. Нигде. Нины мама сказала, что масла не будет – ответил я.
– Масла не будет? – спросил отец. – А шё тогда будет? Масла не будет… Не может быть! Она просто тебе всунула какое-то старое, залежалое масло. Ты ее выручил! О-о-й!
Но на следующий день за ужином папа торжественно начал: «Товарищи! Я хочу сейчас шё-то сказать. Я вчера сына отправил за маслом, и отругал его за то, шё он принес целое кило, да еще через 2 часа. Так я хочу сказать, шё за то, шё я его отругал, я должен сказать спасибо. Таки да. Нигде нет масла. Началось».
Папа чувствовал себя виновным. Это случалось редко, но в тот день было так. Это видно было по его взгляду, по тому, как он долго держал во рту потухшую папиросу, по тому, как расспрашивал меня о чем-то. В эти моменты можно было покапризничать, и мне за это ничего бы не было. Но мне тогда не этого хотелось. Хотелось, напротив, о чем-то спросить. Спросить о таком, о чем в обычные дни отец ни за что не рассказал бы. Пока я обдумывал хитрый ход, папа сам начал разговор. Это означало, что папа уйдет в даль, вширь и в глубину. Неважно о чем шла речь, о старых ли людях «тогдашнего времени», о ценах на хлеб, о политике, или о видах на урожай. Отец всегда расширял основную тему. Забывая, с чего начал, папа плавно переводил разговор к товарищу Сталину, нынешним безобразиям, жизни до войны и разбалованным людям. В последнее время острие его стрел было направлено на любителей пышных причесок. Сначала он думал, что такая прическа подстать «сибирскому дураку». Чем этот дурак отличался от остальных мне неизвестно. Но потом отец узнал, что в мире появились некие «Beatles», и фасон прически взят у них. Едва завидев человека с шевелюрой, папа настороженно спрашивал: «Он шё, Биттлз?» Зная, что ответ будет отрицательным, отец готовил атаку заранее. И тогда начиналось…
Но в тот день разговор пошел о перестройке площади одесского вокзала. К товарищу Сталину с такой темы свернуть было трудно. Но так могли думать только люди, не знавшие моего отца. А я его знал. Значит, оставалось только ждать. И батя не подвел.
– Масло у них пропало… С мясом тоже перебои. Я помню до войны… Еще не дошел до Привоза, а уже мясо продавали крестьяне. 8 рублей кило. Теми деньгами. И было навалом. Но что… У людей не было денег купить. И приходилось только облизываться. А сейчас шё? Оставить Одессу без мяса! Для этого надо институт закончить! Честное слово! Вот хозяева… Где ещё мясо должно быть, как не у нас? Я тебя только спрашиваю. Тут тебе и море, и трава, и чернозем! Так они взялись Привоз переделывать… Больше им нечем заняться. У них уже всё хорошо. Ой…! Не видит Френкель, что они делают с вокзалом!
– Так они вокзал не трогают. Они делают только остановки трамвая и автобуса.
– Подожди! Это только начало. Это они так говорят. Посмотришь, что будет дальше.
– А какой Френкель не видит? Твой дядя?
– Брат моего дяди.
– У твоего дяди был брат?
– И не один. Но в живых после революции остались только мой дядя Соломон и он.
– А как его звали?
– Его звали Нафтали.
– Нафтали!? Что это за имя? Почти как нафталин!
– Ты знаешь, шё!? Ты это брось! Ничего смешного тут нет. Нафтали – это старое еврейское имя.
– Никогда не слышал такого.
– А сколько ты живешь на свете? Не слышал… Ты много еще чего не слышал. Услышишь еще…
– А ты его знал, этого Нафтали?
– Ну, конечно.
– Ты о нем ничего никогда не рассказывал.
– Не рассказывал, потому шё нечего зря языком трепать. О таких людях, как он, просто так, от нечего делать, не надо разговаривать.
– Чего?
– Ну, потому шё.
– Секрет?
– Не секрет, но лучше говорить потише.
– Не можешь рассказать?
– Я знаю? Наверное, уже могу. Давай, расскажу. Шё ты хочешь услышать?
– Он сейчас жив?
– Нет. Он умер. Лет двадцать тому назад. Я был на похоронах. Было мало людей.
– А где он жил? В Одессе?
– Ну, он жил во многих местах. И заграницей, и в Одессе, и в Москве. После революции почти все время жил в Москве. Там и умер.
– А кем он был?
– Он был очень большим человеком! И до революции, и после. Если сказать коротко, так он работал в НКВД. Тебя устраивает?
– Устраивает. Но это, если коротко. А если не коротко?
– Тебе интересно?
– Конечно!
– Ну, ладно. Шёб ты знал, до революции, в Одессе было пару семей, которые имели «вес». Среди них были Тартаковские, Френкели. Богатые люди. Один из Френкелей, Соломон, женился на родной сестре моего папы. То есть, на моей тете. Значит, получается, шё Соломон стал моим дядей. Понимаешь?
– Да.
– Хорошо. Тогда слушай дальше. У дяди Соломона были еще братья и сестры. Одного из них, как я тебе уже говорил, звали Нафтали. Он был, как говорится, удачный ребенок. Голова «варила». Выучился. Уехал куда-то за границу. Там учился. Приехал в Одессу, и работал в какой-то строительной фирме. Потом начал крутить дела. Имел знакомство с Мишкой Япончиком. И не просто имел знакомство. Они даже были друзьями.
Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 43
