Таня сдавала все тесты на самый высокий балл. Она метко стреляла в тире. Как обычно, училась она усердно и добивалась поразительных результатов. Ее стали готовить к самой ответственной работе – быть может, даже к охране посольства. Так продолжалось до последнего курса, когда во втором семестре ее не отправили на курсы подготовки Патриотов отчизны. Когда Таня мысленно представила себе, как шпионит за своими соотечественниками, за простыми американцами, по-прежнему живущими в местах, подобных тому, откуда была родом она сама, она поняла, что именно к этому ее готовили с самого начала. И когда она сказала: «Нет уж, спасибо, как-нибудь в другой раз», ее заставили пройти еще кучу тестов, после чего засунули в какой-то захудалый отдел министерства обороны изучать деятельность компаний, выполняющих военные заказы.
Ее кураторы считали это наказанием, однако тесты не смогли предсказать, что с новой работой Таня будет справляться так, что ее захочется уволить, и в то же время так, что сделать это будет невозможно, по крайней мере до тех пор, пока не истечет ее контракт.
Таня сидела в холодной камере, гадая, что, может быть, все дело именно в этом, когда массивная стальная дверь отворилась.
18
В камеру вошли мужчина и женщина. Оба были в серых костюмах, форменной одежде служителей закона, видящих окружающий мир во всевозможных оттенках виновности. Женщина была выше ростом. Она предъявила удостоверение Секретной службы и представилась агентом Герсон, а коллегу ее звали агент Бреланд. Бреланд внешне походил на помесь военного и бухгалтера. Герсон же напомнила Тане одноклассницу, с которой она как-то подралась в школе.
– Где моя подруга? – спросила Таня.
– Чем вы сегодня занимались у Белого дома? – спросила Герсон, ясно давая понять, кто будет задавать вопросы.
– Смотрела на Белый дом, – ответила Таня.
– Вы находились внутри закрытой зоны, – сказала Герсон.
– Нас пропустили, – сказала Таня.
– Это не оправдание, – сказала Герсон. – Больше того, это только усугубляет тяжесть провинности.
– Вы пытались проникнуть с помощью обмана, – добавил Бреланд.
– Поймите, – примирительно промолвила Таня, – мы просто хотели посмотреть. Увидеть своими глазами, как он теперь выглядит.
– Он выглядит как причина очистить страну, – проворчал Бреланд.
– Это вам пришла в голову такая мысль? – спросила Герсон. – Или вашей подруге?
– Не помню, – сказала Таня. – Наверное, мне.
– Но ведь ваша подруга записная смутьянка, разве не так? – продолжала Герсон. – Бунтарка, вырядившаяся патриоткой. Она хочет навредить президенту. Вероятно, втянула в это и вас. Если вы чистосердечно признаетесь, что она задумала, это существенно облегчит вашу участь.
– Она…
Таня почувствовала, как все, чему учила ее мать насчет сопротивления властям, рушится перед лицом реального задержания. Вместе со всеми усвоенными на юридическом факультете уроками о том, что никогда нельзя разговаривать с полицией. Вместо этого вылезло наружу все то, что Таня учила про стремление удовлетворить учителей. Быть может, агенты Секретной службы знали наперед, как она будет себя вести. Таня предположила, что они имели доступ ко всем ее досье.
– Мэм, Одиль совершенно безобидная. Говорит много, но в конечном счете ей нравится жить в роскоши. И трудно ее в этом винить. Это все я.
– Почему вы угрожали президенту? – спросил Бреланд.
– Я никому не угрожала, сэр.
– Ему так не показалось.
Таня посмотрела Бреланду в глаза, пытаясь изобразить недоумение. Вместо этого она вздрогнула при мысли о том, что это, возможно, действительно так.
– Хотите посмотреть видеозапись? – спросил Бреланд.
– Не надо, сэр, в этом нет необходимости. Я просто хочу вернуться к себе на работу. Я очень сожалею, если мы доставили кому-то неприятности. Мы даже не знали, что президент будет там, и, когда я его увидела, я пришла в такой восторг, что…
Всякий раз, когда Таня моргала, возникали глаза президента, сверлящие ее насквозь.
– Кстати, а чем вы занимаетесь на работе? – спросил Бреланд. – В своем так называемом отделе специальных расследований?
– Они считают себя чем-то особенным, – презрительно заметила Герсон. – Они изучают наши собственные войска.
– Нет, мэм, это не так, – возразила Таня. – Мы изучаем военных подрядчиков. Гражданские компании, а не тех, кто носит форму. Выискиваем все плохое. Мошенничество, нарушение соглашений, черный рынок, всевозможные злоупотребления.
– То есть горячая линия для всяких гребаных доносчиков, – презрительно фыркнул Бреланд. – Вам надо было бы расследовать, кто проделал эту дыру в земле, вместо того чтобы пялиться на нее как туристка.
Герсон рассмеялась.
– Я просто выполняю свою работу, сэр, – сказала Таня. – Не я устанавливаю правила.
Открылась дверь, и в камеру вошел еще один мужчина. Чернокожий, в годах, с седыми бровями, в темно-сером костюме. На лацкане пиджака у него висел значок: раскрашенная в цвета флага буква «Ф», символ президентской партии. Герсон и Бреланд оглянулись на вошедшего, но тот ничего не сказал. Просто посмотрел на Таню и встал у стены, наблюдая за происходящим.
Прильнув к экрану планшета, Бреланд пролистал кадры.
– Неудивительно, что вас выставили вон из элитной службы, – сказал он. – Еще до того, как вы приступили к работе.
Он показал планшет Герсон. Та усмехнулась, демонстрируя свою враждебность.
– Там знали, что ее и близко нельзя подпускать к власти, – сказала Герсон. – Знали, что она представляет угрозу.
– Никакая я не угроза! – воскликнула Таня, мгновенно вскипая, переполненная сдержанной яростью, направленной на все то, что отражалось в настоящем моменте. – Я просто выкрикнула имя президента! Я была возбуждена! Он был вместе с Ньютоном Таунсом! И подругами! – Она посмотрела на другого мужчину в надежде на то, что уж он-то должен все понять, однако тот никак не отреагировал на ее слова.
– По-моему, у вас серьезные проблемы с патриотизмом, – заметил Бреланд.
– Это у них семейное, – добавила Герсон.
«Мама», – подумала Таня. Как оказалось, это было верно только отчасти.
– Как и у вашего брата, – продолжал Бреланд.
– У моего кого? – изумилась Таня.
– Вот у этого парня, – сказал Бреланд, разворачивая планшет так, чтобы ей стал виден экран.
Это была фотография совершенно незнакомого мужчины. Начать с того, что он был белый или почти белый, с длинными прямыми волосами и безумными зелеными глазами. Тане пришлось присмотреться внимательнее, и только тогда ее рассудок произвел какие-то внутренние вычисления, и она почувствовала, как бледнеет. Это лицо она не видела уже очень давно.
