Г. Р. Державин [49]. «На прогулку в грузинском саду», 1807 г. — Итак, сколько комнатных девушек было у Настасьи Фёдоровны? — начал Псковитинов, расположившись в кресле своей новой гостиной.
— Ровно четыре, — с готовностью сообщил Фёдор Карлович. — Прасковья Антонова, 21 год, Татьяна Аникеева, 24 года, Аксинья Семёнова[50], 30 лет и Федосья Иванова[51], 21. Любопытный факт, на момент совершения убийства Аксинья Семёнова отдавала распоряжения садовникам, они это подтвердили. Но Шишкин утверждает, что едва Антонова обнаружила тело, кухмистер Иван Аникеев избил Аксинью. Понимаете, о чём я? Ведь если её тут не было, то она никак не могла быть виновна. Что же до Ивановой, в тот день её отправили в помощь в графский дом. Там раскроить какие-то сорочки нужно было.
— А за что избил?
— Говорит, мол, по хозяйству какую-то оплошность совершила. Но ведь не бывает таких совпадений! Как вы считаете? Что же до Татьяны Аникеевой, то она вовсе сидела в местной тюрьме, так что я бы её пока отпустил. И нам хорошо, на одну подозреваемую меньше.
— Тюрьма — неплохое алиби, — улыбнулся Псковитинов, приглашая, возникшего в дверном проходе Миллера пройти в комнату. — Только хорошо ли охраняется эта самая темница? А то я видал тюрьмы в поместьях — одно название, а не тюрьмы, чулан, человека сажают, скажем, до полудня, а потом он оттуда сам выходит и идёт прощенья просить.
— Здешняя тюрьма совершенно иного свойства. Добротная, с замками, по нашим понятиям, больше похожая на карцер, впрочем, тут всё такое, — закончил за полковника Миллер.
— Всё равно, пока не выясним, у кого были ключи от этого самого узилища и не могла ли как-нибудь Татьяна выбраться из своего заточения, из подозреваемых её не исключаем, — кивнул фон Фрикен. — Иванову тоже, вот графский дом, вон флигель. Долго ли добежать?
— А сколько во флигеле ночует народа? — Псковитинов отрезал кончик сигары и теперь сосредоточенно раскуривал её.
— Вместе с хозяйкой двадцать пять, — просмотрев свои списки, уточнил фон Фрикен.
— И вы хотите сказать, что все двадцать четыре человека, ну, пусть без Татьяны двадцать три, стояли у веранды и ждали, когда хозяйка выйдет и раздаст приказания?
— Так оно и было, — пожал плечами фон Фрикен.
— Целый час ждали?
— Час, — кивнул Миллер.
— То есть ночью или утром, когда Шумскую убивали, никто из этих двадцати трёх человек её воплей не услышал? Двадцать три человека разом сделались глухи? И это мы ещё не трогаем прислуги из дома Алексея Андреевича.
Миллер и фон Фрикен подавленно молчали.
— Вся дворня покамест посидит под замком. Потому как, даже если они не убивали, всё равно повинны в том, что не пришли на помощь или хотя бы не подняли тревогу. Вы видели тело и следы борьбы. Невозможно представить, что, когда женщине наносили подобные ранения, она, стиснув зубы, молчала. Кроме того, здесь, в графской резиденции, я заметил, что рамы на окнах ещё одинарные, а как в особнячке Шумской, кто-нибудь обратил внимание?
