– Вот дьяволята! – воскликнула Марина и подобрала юбки, чтобы не мешать дерущимся. – С меня довольно, Родриго. Пошли!
Но Родриго не слышал ее. Он встал и пошел через комнату к дерущимся юнцам. То, что началось как небольшое развлечение, становилось опасным. Он в изумлении посмотрел на высокого мальчишку, который, сидя верхом на противнике, бил его кулаками по лицу.
– Иисус Христос, – пробормотал Родриго, хватая парня за обтрепанный воротник и направляясь со своей жертвой к двери, не обращая внимания на отчаянные крики Марины.
Энни провела рукавом по лицу, вытирая кровь, что еще капала из носа.
– Доказываю, что я могу быть мальчишкой. Он зашагал по улице к дому своих родителей.
– Родриго! – Энни бежала вслед за ним. – Я одурачила всех в таверне. И даже вас. Для начала. Мой план работает! Не бросайте меня.
«Ради Бога, Филипп, – взмолился про себя Родриго. – Что мне, черт возьми, делать с твоей дочерью?».
Он начал обдумывать варианты. У семьи Бискайно есть связи с торговым домом в Севилье. Они могли бы воспитывать Энни как настоящую леди. Или монастырь, а потом, возможно, раннее замужество…
Они пришли домой. Родриго остановился и внимательно посмотрел на девушку, лицо которой было освещено призрачным светом, исходившим от звезд и луны. Как это она может быть такой упрямой, и как ей удалось сбить его с толку? Глаза, в которых светится столько боли, которые с такой настойчивостью взывают к нему, следовало бы объявить вне закона.
– А кто сказал, что я бросаю тебя? – выпалил он неожиданно для самого себя и подтолкнул ее к колодцу с водой. – Давай-ка умывайся и отправляйся спать. На рассвете мы отплываем в Номбре-де-Диос.
ГЛАВА 4
Лондон, 1570 год.
– Господь всемогущий! – голос королевы эхом отозвался в присутственной палате.
Члены совета вздрогнули, все как один.
– Как они смеют? Как они смеют идти против меня и пытаться посадить на мой трон эту потаскушку, мою кузину?
– Но войска Вашего Величества подавили восстание на севере, раздавив его как муравейник, – возразил государственный секретарь Уильям Сесил. – Вашему Величеству не нужно больше бояться шотландских католиков.
– А их главарей сейчас везут в Тауэр, как мы и договорились, – добавил сэр Кристофер Хэттон.
Елизавета бросила на него уничтожающий взгляд, а затем одарила таким же каждого из присутствующих. Все в напряжении застыли, боясь ее гнева. Все, кроме одного – Андрэ Скалия, министра иностранных дел. Прислонившись к комоду, он с интересом арбитра, следящего за заключением пари, созерцал сцену.
Увидев страх в глазах королевы, Андрэ презрительно улыбнулся. За годы долгой службы он изучил нрав и привычки своей госпожи и знал, что скоро гнев Елизаветы иссякнет, как это всегда бывало, она исчерпает запас саркастических замечаний, растоптав предварительно гордость и человеческое достоинство присутствующих.
– Все это хорошо, господа. Но, кажется, никто из вас не удосужился подумать о расходах.
Андрэ получил истинное удовольствие при виде замешательства и недоумения на лицах членов благородного собрания. За исключением Сесила, остальные представители голубой крови, окружавшие королеву, редко задумывались о практической стороне дел.
– О расходах, Ваше Величество? – робко спросил граф Бэдфорд.
Королева, растопырив пальцы, подняла руки, взывая к небесам.
– Дай мне силы, господи! – сквозь зубы процедила она. – Да, да! О расходах! Все эти годы я считаю и изворачиваюсь, чтобы сохранить казну короны. А теперь я обязана платить трем войсковым соединениям! Да я на целый год залезу в долги!
– Ваше Величество, но разве мы не можем конфисковать имущество повстанцев? – предложил Сесил.
– Да, лорд Бергли прав, – Роберт Дадли с воодушевлением поцеловал руку королевы. – Их поместья стоят целое состояние.
Андрэ уже наскучили дебаты. Он достал маленький ножичек и принялся приводить в порядок свои ногти. Пусть себе болтают. Он дождется своей очереди, а потом предложит королеве единственный разумный выход. А пока пусть другие испытывают ее терпение, предлагая свои тупые, обывательские решения.
Как это с ним часто бывало, Андрэ мысленно вернулся в далекое прошлое, к тем событиям, которые в конце концов привели его к Елизавете – единственному человеку в мире, чей острый ум и не знающие стыда амбиции вкупе с несокрушимой волей полностью соответствовали его собственным качествам.
Он был рожден в роскоши, любимый сын испанского дворянина, жившего в неаполитанском королевстве. Наследник герцогства Альбукерк, он пользовался всеми привилегиями – от лучших учителей Сьены до превосходных мастеров охоты и верховой езды в Андалузии.
Но в тринадцать лет Андрэ потерял мать, умершую от загадочной болезни, название которой, как он понял позже – яд. Вторая жена герцога появилась почти мгновенно, словно только и ждала этого часа. И очень скоро Андрэ понял причину такой поспешности: по истечении пяти месяцев после свадьбы она родила герцогу второго сына.
Юный, наивный Андрэ обрадовался брату и совершенно не замечал жгучей, злобной ненависти мачехи. Она, в свою очередь, не собиралась мириться с тем, что ее отпрыску была уготована роль второго сына, и он будет отдан церкви, в то время как Андрэ унаследует герцогство.
Мачеха была полна решимости лишить его наследства и, не моргнув глазом, отравила бы и Андрэ, но ей удалось найти другой выход. Будущее пасынка она разрушила одним ударом.
С того самого дня прошло почти пятьдесят лет. Воспоминания о ребенке, которым некогда был, Андрэ носил в себе. Красивый мальчик, чье сердце наполнено любовью, не обремененный никакими заботами, с душой легкой, как летние облака.
Тот мальчик умер. Всю свою жизнь Андрэ Скалия пытался забыть ужас постигшей его трагедии.
Тряхнув головой, чтобы отогнать страшные воспоминания, Скалия удовлетворенно заметил, что королева распустила совет. Он подождал, пока все уйдут. Зная, что ему следует уйти вместе со всеми, он тем не менее не двигался с места.
Не догадываясь о его присутствии, Елизавета упала в резное кресло, стоявшее во главе стола, за которым обычно проходили совещания, и закрыла лицо худыми, бледными руками.
«Ах, Елизавета», – подумал Андрэ, даря ей мгновения одиночества и уединения. Он встретился с ней на заре ее правления. Окрыленная победой и только что обретенным чувством власти, королева начала собирать вокруг себя величайшие умы государства. Андрэ, состоявший тогда в свите посла Венеции, быстро выдвинулся вперед.
