Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 48
На меня Алёшина жена пару раз взглянула внимательно-внимательно, как будто пыталась узнать. Не думаю, что у Алёши были какие-то мои фотографии. Двадцать два года назад никто никого так просто, как сейчас, не фотографировал. Но она как женщина что-то почувствовала. Надо сказать, что дома Алёша уже так растерянно и беспомощно на меня не взглядывал. Хотя дома он вообще как-то потерялся. Понятно было, что в доме правит маленькая и решительная Вика. Говорит, куда идти, с кем, зачем, что и когда есть, что или кого поставить в угол, а что выбросить. Если иметь в виду, что Алёша женился только семь лет назад, когда развелись мы… Как же он жил до этого? Кто ему говорил, куда садиться и что надевать? Мама? Я попыталась вспомнить, с кем же жил Алёша в юности, к ужасу своему ничего не вспомнила о его родителях. Смутно-смутно – что он ведь приехал откуда-то, потому что жил в общежитии…
Мы уселись за большой низкий стол, на них стояла черная круглая ваза с букетом кленовых листьев, на низкие темно-синие диваны, на которых было очень неудобно сидеть, потому что опереться спиной было практически не на что. Алёша сел в кресло, вероятно, его собственное. Вика – на краешек дивана, не опираясь на спинку, с прямой спиной и красиво подобранными ногами. Развалился один Михаил, и, поскольку сделать это было крайне неловко, он просто лег на диван, подмигнув Алёше:
– Полежу!
Мне не показалось, что он здесь – завсегдатай. Даже показалось, что Вика слегка удивилась. Но Алёше было все равно. Это свойство осталось с юности – он как-то по-иному относился к быту. Наверное, это свойство большого художника. Я художник – маленький, крохотный. То, что я делаю, произведениями настоящего искусства не назовешь, в них нет или почти нет высокой духовности, прикладное искусство сегодня лишь украшает нашу жизнь, не глядя в суть вещей, хотя, конечно, и это немало.
Когда-то птички, кружки и крестики на одежде несли великий сакральный смысл, были символами самого большого – продолжения рода, плодородия, солнца, тепла, жизни. Когда появилось понятие просто «красиво» – мы не знаем. В русском языке, одном из самых развитых и древнейших языков на земле, это понятие однокоренное со словом «красное». Красный ли цвет красив, либо красиво все яркое и красное? Думаю, все-таки красный – красивый. Красный цвет – основной в русском костюме, в узорах, которыми украшали одежду, полотенца, постельное белье. Но теперь в красоту одежды никакого особого сакрального смысла не вкладывают. Либо смысл этот спрятан куда-то слишком глубоко.
Михаил говорил с Алёшей о чем-то необязательном. Я видела, что Алёша отвечает невнимательно, просто отдыхает после концерта, ждет ужина – Вика рядом, в той части большой гостиной, которая служила кухней, теперь готовила ужин, быстро передвигаясь по кухне, энергично открывая и закрывая шкафчики, холодильник, доставая тарелки, приборы. Ее движения были резкие, но аккуратные, как раз как у пловчих, танцующих страстный и ограниченный водой танец. Нырнула-вынырнула, выбросила ногу, другую, крутанула рукой, убрала ее под воду, перевернулась, резко вдохнула полную грудь воздуха и все это – с приклеенной улыбкой и широко открытыми глазами… Пару раз звонил их сын – я поняла по ответам Вики, что он не дома и скоро должен прийти.
Сама я чувствовала себя крайне неловко – тройной обманщицей. Я постаралась отодвинуться как можно дальше от Михаила, чтобы он не начал опять всем показывать, что я «его женщина». Я уже достаточно разглядела его и поняла для себя, что для того, чтобы он мне понравился, с такой сложной внешностью, он должен совершить какой-то нереальный поступок. Пока же, чем больше он говорил, тем меньше мне нравился.
То ли оттого, что Мариша моя полевела, то ли жизнь как-то изменилась, но я в последнее время стала задумываться над такими вопросами, к которым была раньше совершенно равнодушна. Сейчас Михаил разглагольствовал о том, что русские так живут, потому что у них есть ген рабства.
– Славяне – однокоренное слово с рабами! Вся причина в этом. Слейв – рабы по-английски!
– Тут загадка какая-то, Миш, всё не так однозначно… – попробовал поспорить Алёша. – У нас-то – «слава» однокоренная… И сложно сказать, в древности нас славянами ли называли… Источники посмотри древние, я недавно пятитомник купил.
– И как называли? – хмыкнул Михаил.
– Венды, венеды, кое-где русы. Этнос ведь большой и неоднородный. А от тех времен, когда еще не разделились, письменных источников не осталось, к сожалению.
– Ты интересуешься историей? – удивилась я.
– Я даже в какой-то момент сомневался, не поступить ли мне на исторический, хотя бы заочно, – ответил Алёша. – Тогда еще можно было второе высшее образование бесплатно получить. Думал, напишу книгу об истории зарождения и развития музыки, с самых-самых древних времен. Это безумно интересный вопрос, философский прежде всего. Не помнишь?
Я неуверенно кивнула, хотя как-то совсем это не помнила.
Вика быстро взглянула на нас. Я увидела этот внимательный взгляд.
Хорошо, что всех отвлек Михаил. Он начал цитировать какого-то немецкого автора, а я подумала, что жаль, что такой человек преподает в консерватории, пусть и специальный музыкальный предмет. Почему-то среди людей, занимающихся искусством, много тех, кто категорически не любит нашу страну, ее природу, весьма своеобразную, ее суть и ее людей, тоже очень своеобразных, отличающихся от европейцев так же сильно, как от собственно азиатов.
Вика в их разговор не вмешивалась, подала на стол, села рядом с Алёшей и стала наблюдать за мной. Мне в какой-то момент захотелось просто встать и уйти. Но я не знала, как это сделать посреди ужина. Я хотела есть, но все, что было на столе – огромный кусок свинины, от которого Вика отрезала каждому ломоть, жирная картошка, запеченная целиком, в кожуре, и обильно политая маслом, и большая миска зелени, из которой можно было себе взять салатные листья, петрушку, рукколу, базилик – как-то не очень мне нравилось.
Зачем я здесь сижу? С абсолютно чужими людьми. Алёша – не чужой и… тоже чужой. Он стал известным человеком, у него какая-то своя жизнь. Пусть он подошел ко мне когда-то очень близко – сам подошел, я-то – нет… Так мне казалось, по крайней мере…
– О, гости! – В комнату ввалился крупный подросток.
– Ботинки, ботинки, из города же, соль принесешь… скинь, пожалуйста. Лёня, ну-ка… стой на месте, дальше не иди! – Вика вскочила легко, сама как подросток – на голову ниже своего упитанного сына.
Сыну их – лет четырнадцать – шестнадцать. Не поймешь. Мальчик крупный, не похож ни на Вику, ни на Алёшу. Могло все быть наоборот? Мы с Ильей несколько лет жили без детей, поженившись, а Вика и Алёша родили сына и не расписывались? Конечно, могло быть и так…
Я исподволь разглядывала мальчика, который, скинув у дверей, уже в комнате, прямо на идеально чистый светлый паркетный пол большие кроссовки, прошел в носках к столу и, как маленький, стал хватать еду руками. Все занялись Лёней, и это было привычное дело, я поняла. Его хором отправляли снять шапку, потом снять куртку, потом помыть руки. Даже Михаил пытался принимать участие, хотя я несколько раз ловила удивленные взгляды Вики. Может быть, мне это казалось. У Вики вообще такой взгляд – немного удивленный, как будто она все время хотела спросить любого: «Ты это серьезно? Правда?»
Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 48
