Потом связываюсь с Карпенко, как с главным военно-морским начальником, старшим как по званию, так и по должности.
— Товарищ капитан первого ранга, майор Новиков, на связи.
— Слушаю вас майор? — голос хриплый, недовольный такой, я так понимаю, товарищ Карпенко не в духе.
— Товарищ капитан первого ранга, командира взвода я проинструктировал, он в вашем распоряжении, но у меня сомнения по поводу порядка на танкере…
— Да, майор, старший лейтенант Рагуленко сейчас рядом со мной, мы с ним уже договорились о взаимодействии. За танкером они со старшиной присмотрят, вы не беспокойтесь. А как там у вас?
— Экипаж, пока еще не отошел от удара, антенное поле все выгорело, был инцидент с гражданским специалистом, погиб матрос-рулевой, ранен командир корабля. Согласно введенному Осадному Положению я выставил караулы по всем ключевым точкам. Надеюсь, что эксцессов больше не будет.
— Спасибо, майор, если что случится, держите меня в курсе.
— Давайте так, Сергей Сергеевич, по вопросам порядка и безопасности, я буду держать в курсе своего комвзвода, а он вас. А, по военно-морской части вы, будете получать доклады по команде. Не стоит нарушать нормальную субординацию, положение не настолько тяжелое.
— Вы правы, Александр Владимирович, конец связи.
— Конец связи. — Жестом показываю связисту, что разговор окончен.
Так, на БПК все в норме, а у нас блин…, как сказал Пал Палыч — начать и прикончить. Спускаюсь во второй трюм, видок, как после штурма с применением огнеметов. Видимо пришлось тут жарко. Воняет горелым металлом, озоном и расплавленной изоляцией. Но, ведь Москве не объяснишь, случай это или что еще, раз нет результата, значит срыв задания, почти боевого. А за это по головке не погладят, а если и погладят то дубиной. А все же интересно, сколько сейчас времени… Но вдруг в наушнике глухо зуммерит. Нажимаю тангенту приема персональной рации, и слышу, это лейтенант Жуков на связи, — Товарищ майор, ваше приказание выполнено, посты выставлены, отделения, свободные от караульной службы, соберутся в кубрике через полчаса.
Киваю головой, больше себе, потому что он меня не видит.
— Все, лейтенант, конец связи! — Ну вот и все, можно и к Одинцову сходить — инструкции получить. Но сначала пройдусь, осмотрю посты, потом заскочу в каюту, себя родного в порядок привести. Своим мужикам надо моргнуть левым глазом, пусть негласно контролируют срочников-морпехов. Контроль и еще раз контроль, контроль превыше всего. И когда же это теперь кончится?
20 августа 2012 года. Час Ч+1.5
Где-то в Тихом океане, БДК «Николай Вилков».
Алексей Тимохин, 45 лет.
— Ну, друг мой, Алексей, садись! — Одинцов побарабанил пальцами по столу, — Докладывай, как вы умудрились сесть в эту грандиозную лужу жидкого дерьма? Знаю я вас, физиков, все соображения у вас задним числом вылазят. Только не надо заливать про «случайное попадание молнии», потому что случайности в этом деле ждать, не дождаться. Уже ходят разговоры что ваша установка сама молнию притянула, и пресечь эти разговоры никак не возможно, поскольку есть свидетели, которые видели вытянувшийся к туче «светящийся хобот». А потом именно через него ударила молния. Я тут со штурманом «Вилкова» пообщался, так вот он говорит, что мы этот тайфун прямо к себе притянули… Пошел он на нас, так сказать, против всех законов метеорологии. Млять! Опять в лабораториях недоучли и на полигонах недоиспытали…
Мне оставалось только молчать, я еще не отошел от аварии и последовавшего за ней пожара…, а Одинцов продолжал.
— Это я пока только про сгоревший «Туман» говорю, предсерийный образец, несчетное количество миллионов народных рублей. Теперь о другом. Ты можешь мне сказать куда…, подевались все радиостанции мира, все спутники и прочая, тому подобная, техническая лабуда? Добро бы сгорела аппаратура от ваших игр, так ведь нет, и мы «Трибуц» с танкером прекрасно слышим, и они нас! А так же куда делся остальной флот, во главе с крейсером «Варяг»? Не знаешь, вот и я не знаю… А уж падение температуры воздуха на пятнадцать градусов… и скачок из полудня в вечер, и из шторма в штиль, на этом фоне совершенная фигня… Ну, товарищ Тимохин? Можете что-нибудь сказать? Не можешь! Куда ты завел нас Сусанин несчастный!
В этот момент мне стало по настоящему страшно, передо мной сидел «тот самый» Одинцов, великий и ужасный. И самое страшное, мне абсолютно нечего было ему сказать. Я сам не знал ответов на его вопросы… Я, один из конструкторов «Тумана», не мог сказать, что именно произошло в тот момент, когда в работающий «Туман» ударила молния. Ясно, что мощность превысила расчетную на два-три порядка, причем, только на одной, правой, половине эффекторов. Мы всегда добивались четкой балансировки сторон поля и по фазе и по мощности. Во что же могло выродиться маскирующее поле при таком грубом дисбалансе? Ответа нет, и скорее всего не будет… или он будет, но лучше бы его не было… Исчезновение спутников и радиосвязи не очень хороший знак… Я гнал от себя страшную догадку… Эта догадка была страшнее всего, что мне мог сделать Одинцов. Армен Амосович как-то говорил, после полбутылки коньяка, что если увеличить мощность раз в тысячу, то маскирующее поле поменяет структуру и превратит нашу установку в машину времени… Но для этого нужна плотность энергии в фокусе близкая к ее плотности в эпицентре ядерного взрыва. По всем расчетам именно около трех порядков и составил скачок мощности, именно из-за этой перегрузки и испарились антенные эффекторы правой стороны… Но я пока буду об этом молчать, звучит это уж слишком безумно.
— Что-то ты мне не нравишься, Тимохин! Раскис! — Одинцов встал, и вытащил из шкафчика бутылку и пару стаканов, — Во, коньяк армянский, настоящий, знакомец из Еревана прислал, только для своих. — Он быстро разбулькал ароматную жидкость по стаканам на «три пальца», — Давай, не пьянства ради, а токмо пользы для! И еще, никто тебя не обвиняет, это я так, душу отводил.
Выпили, коньяк огненной струей провалился через пищевод… И, в желудке засосало, только тут я вспомнил, что не помню, когда последний раз ел. Туман стремительно заволакивал голову. Эх, была, не была…
— Павел Павлович, вот хоть убей, не знаю я, что там стряслось, нам на испытаниях для таких энергий к установке Красноярскую ГЭС подключить надо было, потому и не было экспериментов… да и антенные эффекторы от такой мощности просто испаряются. Только вот дед Армен один раз говорил, что так со временем играть можно, если сообразить что к чему… Вот получается и сообразили!? Только, я понять не могу, куда нас, туда или сюда… Хорошо, если не в мезозой…
Одинцов расплылся в улыбке, — ага, а то я ждал, когда ты мне это скажешь… Мне, еще полчаса назад доложили, что у штурманов с астрономией концы с концами не сходятся, и сегодня что угодно, но не 20 августа 2012 года. Коньяком для этого вишь его поить пришлось… — лицо его стало серьезным. — О недоработках конструкции молчи, а то народ порвет вас на ленточки для бескозырок. Это я понимаю, что вы физики по другому не можете, читал, сколько вас от лучевой болезни перемерло, пока Бомбу сделали, что у нас, что у амеров… Простой народ ТАКОГО эксперимента над собой не поймет, и устроит тебе суд Линча… И может быть не только тебе, но и всей твоей команде. А мне это нах не надо. Что случилось, то случилось! Кто бежал — бежал, кто убит — убит! Делай что должно, и да свершится что суждено. Все равно, сделанного не изменишь. И твой «Туман» восстановлению не подлежит, заново сделать проще, конечно, если есть из чего. Но я бы не стал, даже если бы и смог… Спросишь почему? Мы, живые здоровые, ну, почти все, на неповрежденном корабле… Могло быть и куда хуже… Так что ты, иди, проспись, к утру штурмана обещали астрономический ребус решить, с точностью до пары суток.