Время улучшения ситуации обратно пропорционально времени ее ухудшения.
Закон восстановления ДрейзенаМонах продвигался вперед, являя собой фигуру внушительную и колоритную. Да что там внушительную! Громадную! Как пришелец из «Пятого элемента». В черном вечернем костюме с бабочкой, которую терпеть не мог, надетой по настоянию Добродеева. На костылях, с громадной ногой в гипсе. С пучком волос на затылке и рыжей бородой. Он опирался на костыли и здоровую ногу и, выставив вперед громадный гипсовый кокон, переносил свою тушу на полшага вперед. Получалось типа прыжок. Добродеев шел то рядом, то забегал наперед, вытянув руки, собираясь поймать Монаха в случае, если тот потеряет равновесие или кто-нибудь собьет его с ног. Предосторожность эта носила скорее символический характер, потому что удержать падающего Монаха не под силу никому. Они продвигались вперед, врезаясь в толпу как паровой каток и разделяя ее надвое. Вернее, не врезались, а вдвигались – скорость не та, – неумолимо и внушительно. Никому бы и в голову не пришло сбивать Монаха с ног, наоборот, народ почтительно расступался, уступая ему дорогу, вжимаясь в стены. А он, величественный, с бородой, в бабочке… Бабочка! Подарок Добродеева. Одно утешение – под бородой ее почти не видно.
– Не будем привлекать внимания, – сказал журналист, – у них там вроде дресс-кода, костюм, бабочка, в джинсах и футболке не пропускают. Так что без бабочки никак.
Монах ухмыльнулся: маскироваться так маскироваться! Добродеев считает, что с бабочкой он будет не так бросаться в глаза.
Их столик был возле подиума. Расторопный официант, тоже с бабочкой, убрал со стола табличку «Пресса», отодвинул кресло и помог усадить Монаха. Даже принес низкую скамеечку под пострадавшую ногу. Монах с удовольствием озирался, чувствуя себя снова «в седле», как он выразился. Полумрак, неясный людской гомон, вечерние наряды дам, сверкающие украшения, взрывающийся смех и звяканье бокалов, скользящие бесшумно официанты и тот особый запах кожи, духов, хорошо вымытой плоти и дорогой еды, который отличает заведения с уровнем. Добродеев улетел выяснять имя бармена, Монах остался сидеть за столом. Цедил неторопливо коньяк, рассматривал нарядную обстановку, светильники, люстры, сверкающий бар и спрашивал себя, какого черта он не сообразил выйти на люди раньше. И программа намечается нехилая. Нога… ну и что, что нога? Сидел как дурак дома, ел овсяную кашу, страдал. Овсяную кашу! Инерция мышления, не иначе.
Добродеев вернулся не один. Он привел с собой крупного нетрезвого парня в черном кожаном костюме, с сизой бритой головой и сизой же небритой диковатой физиономией.
– Мой друг Боря Крючков, – представил Добродеев парня и подмигнул Монаху. – А это Олег Монахов, путешественник и экстрасенс. Садись, Боря, в ногах правды нет. Боря работает барменом, но сегодня выходной. У Бори горе, у него убили близкого друга. Мы только что познакомились. Да, Боря?
Парень во все глаза уставился на Монаха.
– Рад знакомству, – светски отозвался Монах. – Извини, друг, не могу встать. Нога! – Он похлопал себя по бедру. – Дэтэпэ. Садись. Леша, коньячку! Что значит, убили?
Боря Крючков тяжело уселся и сказал:
– А то и значит. Старый дружбан Леня! Убили. Я сам не видел, Галя сказала, он у нее квартиру снимал. Говорит, страшный ужас. Ее почти каждый день таскают.
– То есть это произошло в квартире?
– В квартире. Лежал в спальне.
– Отравили? Почему лежал? Во сне?
– Точно не знаю, Галя говорит, вроде задушили. И вообще… – Боря задумался.
– То есть у него кто-то был?
– Получается, был. Руки шарфом привязаны…
Монах и Добродеев переглянулись. Тут им принесли новый графинчик с коньяком. Добродеев разлил, сказал:
– За Леню! Пусть земля пухом!
Они выпили.
– Женщина? – подтолкнул Монах.
Боря задумался. Был он вообще немногословен, выражался кратко, хорошенько подумав и взвесив фразу.
– Или?..
– Или чего? – не сразу сообразил Боря. – Ленька? Да ты чего! Нормальный чувак, я его со школы знаю. Баба, конечно.
– Я слышал об убийстве, – сказал Добродеев. – На Боевой, в новом доме…
– Не, Леня снимал у Гали на Вокзальной, двенадцать, пятая квартира. У нее старая двушка. До сих пор глюки, спать, говорит, не могу, так и стоит перед глазами. Он недавно вернулся, работал в Словакии, тоже барменом у одного нашего, меня звал в гости поначалу. А потом говорил, осточертело все, домой рвался… Лучше бы не приезжал. – Леня замолчал и пригорюнился.
