Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 104
– Мои деньги, ты хотел сказать? Мои деньги, сынок?
– Теперь-то, по правде, уже мои, – говорит его товарищ, которого Этторе никогда прежде не видел. Мужчина ухмыляется, скаля редкие черные зубы, и Этторе хочется выбить их из его рта. Он сразу же понимает, что этот человек вовсе не так пьян, как отец.
– Он все тебе проиграл? – спрашивает он.
– Все, кроме того, что залил себе в глотку, – отвечает хозяин, держащий эту лавочку, сколько Этторе себя помнил. – И он еще должен мне двадцать восемь лир с зимы.
Двадцать восемь лир – это хороший месячный заработок летом.
– Почему ты не трудишься? – спрашивает Валерио, бросая взгляд на сына.
– Я поранил ногу. Я буду работать завтра, а… почему ты не работаешь? Что будет сегодня есть Паола, если ты все спустил?
– Не вини меня, мальчик! Не суй нос не в свое дело, черт побери! – Валерио стучит кулаком по столу и чуть не валится с табуретки. От крика он заходится кашлем.
– Почему бы тебе не оставить в покое старика. Не так у него много радостей в жизни, чтобы не дать ему выпить и сыграть со старым другом, – подает голос человек с черными зубами.
Старик. Этторе грустно смотрит на отца, ссутулившегося, опустившегося и кашляющего; его волосы седые и сальные, в уголках глаз собрался гной. Он и правда старик. Ему сорок семь. Этторе берет стакан со стола и опустошает его.
– Ты ему не друг. И если я увижу тебя с ним снова, ты об этом очень пожалеешь, – отвечает он.
Ночью, пока Валерио храпит в своей нише, Этторе просыпается, слыша, как зашевелилась Паола. Она может двигаться бесшумно, словно кошка, если этого пожелает, но он спит очень чутко из-за ноги, которая зудит и саднит. Этторе слышит, как она шарит в поисках башмаков, шарфа, ножа и спичек. Этторе хотел бы спросить сестру, куда она собралась, но она не станет отвечать, и он только закусывает губу. Когда она уходит, он протягивает руку и осторожно нащупывает рядом племянника. Он легонько касается груди малыша и чувствует, как она поднимается в такт дыханию. Оно кажется учащенным, но, поскольку Якопо такой маленький, Этторе в этом не уверен. Его щечки слегка шершавые – сыпь или раздражение. Паола не взяла малыша с собой, и Этторе догадывается, куда она могла отправиться.
Лежа без сна в ожидании сестры, Этторе начинает думать о Ливии. Ее отец привез семью в Джою шесть лет назад из деревни на побережье, где они работали на винограднике, пока его не уничтожила тля. Ливия приехала с родителями и двумя братьями, и тут им пришлось столкнуться с ненавистью и негодованием трудового люда Джои. У местных жителей не было ни времени, ни охоты привечать чужаков, приехавших на заработки. Около года они жили на улице, укрываясь то под сводами древних развалин, то в галерее у церкви, то в крытых подъездах богатых и пустующих домов, пока отец Ливии не свел какие-то знакомства в крестьянском союзе и не получил работу, которая позволила им снять комнату. Этторе впервые увидел Ливию, когда ей было восемнадцать, а ему двадцать два.
У нее были волнистые темные волосы – каштановые, а не черные, что очень шло к цвету ее кожи и глаз, создавая единое гармоничное целое, и этому мягкому очарованию нельзя было не поддаться. Ямочка у нее на подбородке сводила его с ума. Обыкновенно она сидела на рыночной площади с корзиной между колен и ножом в руках, снимая кожицу с миндаля, луща горох или фасоль, меля кофе – делая все, что требовалось. Когда работы на фермах бывало мало, в ноябре, январе, феврале, Этторе находил свободную минутку, чтобы прийти повидать ее. Когда она улыбалась, то показывались и нижние зубы, не только верхние, которые отличались необычной формой – клыки и соседние с ними зубы были длиннее, чем резцы, что заставляло ее чуть-чуть шепелявить. Она была далеко не самой красивой лицом или фигурой, не отличалась она и завлекательной походкой. Этторе не мог сказать почему, но для него она была словно ангел небесный, и он не смел приблизиться к ней, словно боясь разочароваться и очнуться от своих мечтаний. Ее лицо в форме сердечка казалось смышленым, глаза сияли, и у нее была привычка, когда она слушала, склонять голову набок, словно птичка – кулик или золотистая ржанка.
В конце концов Пино заставил его подойти и заговорить с ней, хотя Этторе вовсе не хотелось, чтобы во время знакомства рядом с ним маячил его друг – высокий, красивый, обаятельный Пино. Но если бы друг не пихал его локтем в бок, сам он ни за что не решился бы на этот шаг. К тому же оказалось, что Ливия смотрела только на Этторе. Только на него с самого начала. Она не покраснела, не стала ни жеманничать, ни подшучивать над ними. Она поднесла руку к губам и внимательно глянула на него, затем сказала, что его глаза цвета моря напоминают ей о доме, чем сразу озадачила Этторе, поскольку он никогда не видел моря. Он быстро понял, что она всегда говорит лишь то, что думает, и в ней нет ни лукавства, ни расчетливости, чтобы флиртовать или водить за нос. За все то время, пока он присматривался к ней, он ни разу не видел, чтобы она беседовала с мужчиной, и потому решил, что она застесняется, когда он заговорит с ней и откроет свои намерения. Но в конце концов вышло так, что это она первая поцеловала его, с той простотой и прямодушием, которых он от нее ждал. Ливия ни разу не дала ему повода усомниться в том, что она ангел небесный. И с первой же беседы она обрела власть над ним и право распоряжаться его жизнью и смертью.
Часа через два возвращается Паола. Слышится тихое ворчание, и что-то тяжелое падает на пол. Она заталкивает свою ношу под кровать, и Этторе чувствует запах крови, идущий уже не от его раны. Паола тихо ложится рядом с ним, и он слышит, как постепенно замедляется ее дыхание. От нее пахнет дымом и гарью. Теперь он уверен, что она участвовала в налете на массерию. Они резали скот, грабили, поджигали, и ее доля спрятана под кроватью – мясо, небольшую часть которого они съедят, а остальное продадут, чтобы купить другие продукты. Лишь одно чувство обуревает Этторе – чувство вины: он виноват в том, что она вынуждена подвергать себя опасности, он виноват в том, что ей пришлось взвалить на свои плечи все заботы. Но он еще и зол на сестру, ведь ее могли убить или арестовать, и что тогда сталось бы с Якопо? Охрана не задумываясь открывает огонь по ворам и грабителям, а ведь есть еще и собаки. Люди часто гибнут, пытаясь силой взять то, что не могут купить. Но злость лишь обостряет чувство вины, Паола прекрасно понимает, чем рискует, и, разумеется, никто не тревожится за ребенка больше нее. Тем не менее она идет на это. Этторе лежит в темноте, и его отчаяние растет и терзает его сильнее, чем рана. И когда сестра начинает трясти его за плечо, Этторе, которому так и не удалось уснуть, в ярости отдергивает руку, не обращая внимания на ее раздраженное состояние. Они не говорят ни о ее ночной отлучке, ни о куске мяса под кроватью, ни о запахе дыма, ни о том, что оба выглядят одинаково усталыми и измученными.
На площади Этторе старается не попасться на глаза управляющему из массерии Валларта, знающему о его увечье. Он отбрасывает самодельный костыль и старается стоять как ни в чем не бывало, правда перенеся весь свой вес на здоровую ногу. Его нанимают вместе с группой работников на маленькую ферму. Но без костыля или палки Этторе не может ступить и шагу, и ему тут же дают отворот. Валерио, тоже оставшийся без работы, сидит на ступенях крытого рынка с непроницаемым лицом. Этторе не имеет ни малейшего понятия, что ему делать весь день, чувство безысходности не дает ему пойти домой, лишает покоя. Некоторое время он сидит рядом с отцом, солнце поднимается все выше, его лучи заливают площадь, и становится жарко. Этторе размышляет о том, что главное – дождаться начала молотьбы, тогда он сможет рассчитывать на работу, где нужно стоять, а не двигаться, засыпать снопы в молотилку или орудовать цепом, используя главным образом силу рук. Он ощущает дрожь и ломоту во всем теле. Солнце жарит вовсю, но Этторе начинает бить озноб, в то время как отец покрывается испариной; Этторе кажется, что он слышит свист серпа. Он с силой трясет головой, чтобы избавиться от наваждения.
Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 104
