Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 45
– Мадам Грендель, когда я стану женой Поля, у меня будет больше прав, чтобы отговорить его от такого решения.
Жанна-Мария была потрясена столь простой истиной.
– Да-да, дорогая! Мы должны отговорить Жежена, патриотом можно быть, и не умирая в окопе.
Женщины обнялись, всплакнув – Гала от счастья, мадам Грендель от избытка чувств.
Гале даже в голову не приходило, что ее обожаемый Поль может не уступить.
Они стали мужем и женой 21 февраля 1917 года, зарегистрировав свой брак и обвенчавшись. На невесте было темно-зеленое платье, шить белое загодя Гала не решилась, а спешно изготовить нечто необычное просто не успели бы. Да и в голосе мадам Грендель слышались слезы отнюдь не счастья.
Нет, мадам больше не противилась браку единственного сына, но она так боялась его отправки на передовую!
Их любимый мальчик проявил недюжинную волю и твердость, он категорически отказался даже обсуждать этот вопрос, ответив обеим женщинам, как каждой по отдельности, так и двум вместе, гранитное «нет!» в ответ на все их мольбы.
Не помог даже шантаж Галы в виде угрозы вернуться в Россию или отправиться на фронт медсестрой. Поль не воспринял эти угрозы серьезно, зато очень серьезно заявил, что желает уважать себя, когда закончится проклятая война, и прямо смотреть остальным в глаза.
Перед тем как повести Галу к алтарю, Поль серьезно поговорил с ней, признавшись в своих сексуальных «ошибках».
– Поль, о чем ты говоришь?! Какая разница, что было у тебя в прошлом? Главное, что мы будем вместе, я – одно целое с тобой, а потому все пойму и прощу. Да и прощать нечего, ты ничего не совершил, слышишь, ничего! И ничего дурного не совершишь, что бы ни делал, если это не помешает твоей любви ко мне.
Что имела в виду Гала?
Конечно, простую измену.
Мужчине на фронте (хотя Поль стал мужчиной совсем недавно в ее собственных объятиях во время первой побывки) всегда тяжело, она помнила эти разговоры еще дома, в Москве. Причем тяжело и без женщин тоже. Там рядом всегда находятся женщины, способные скрасить тяжелые ночи и тоску по дому.
Как не хотелось об этом думать, представлять доступную женщину, действительно скрашивающую жизнь Полю.
Но ничего этого тогда не произошло – слабое здоровье Поля не выдержало первого же испытания, уже через месяц он снова оказался на больничной койке. Гала помчалась к любимому – ухаживать, выхаживать, поддерживать.
У Поля отпуск по болезни – целых двадцать дней вдвоем, настоящий медовый месяц!
Клеман Грендель вернулся в Париж и предпочел бы видеть сына и сноху дома, но Гала легко убедила всех, что Полю куда полезней пить парное молоко и дышать свежим воздухом, а не кашлять в полутьме квартиры на улице Ордене.
Когда отпуск подходил к концу, Гала тайно написала мадам Гренель, что постарается снова уложить мужа на больничную койку, это куда лучше, чем сырая земля.
Так и произошло, едва успев появиться в полку, Эжен Грендель снова слег.
Бесконечные госпитали привели к переводу во вспомогательную службу, как совсем недавно Клеман Грендель, Поль теперь учитывал военные мучные запасы. Помог ли в таком определении сына в тылу сам Грендель, неизвестно, но вполне вероятно.
Гала была благодарна свекру за такую заботу, потому что наступило счастливое время. Она перебралась в Лион к мужу и делала все, чтобы его быт вне службы был максимально удобным.
Где-то далеко в России царь отрекся от престола, бушевали революционные страсти, армия разваливалась, как разваливалось все остальное. Мама все же изыскивала возможность присылать Гале пятьдесят франков в месяц на жизнь. Еще семьдесят пять добавляли Грендели. Когда Гала переехала в Лион, пришлось выделять больше, хотя бизнес Клемана Гренделя терпел убытки, война не лучшее время, чтобы выгодно заниматься перепродажей земли.
Революция на Родине, война в Европе… А они каждый вечер вдвоем в небольшой комнатке на бульваре Либерте читали друг другу стихи и мечтали о будущем – обязательно светлом и счастливом, а каком именно, неважно.
– Лишь бы ты был здоров, любимый.
Это стало единственной заботой Галы, она не уставала повторять Полю, как делала и раньше: я – это ты, ты отвечаешь за двоих, ведь без тебя меня тоже не будет.
Беременность Галы не примирила ее с родителями Поля, Клеман Грендель так и остался убежденным противником брака своего сына с «этой русской» до окончания войны и обустройства Эжена в жизни. Рождение ребенка означало, что содержать теперь придется троих, ведь Эжен хоть и служил в армии, но на фронте не был и жил практически на средства папаши.
Гала вовсе не мечтала о ребенке, но решила, что надо родить сына и обязательно назвать его Пьером. Поль мечтал о дочери, которую назовут нежным именем Сесиль.
Клеман и Жанна-Мария Грендели не мечтали ни о чем, кроме как об окончании проклятой войны.
В ноябре Клеман Грендель вернулся домой возбужденный. Поскольку хороших новостей с фронта ждать не стоило, женщины перепугались. Грендель бросил на стол газету со словами:
– В твоей России революция!
Ничего не понимая, Гала схватила газету. Заголовки кричали о том, что в Петрограде произошел переворот – власть захватили большевики.
Гала пыталась вспомнить, кто это такие, но ничего не припомнила. Император отрекся от престола еще весной, а теперь вот сбросили и какое-то Временное правительство. Почему из-за этого надо переживать?
Гала пожала плечами:
– Ну и что?
Папаша Грендель даже рассердился:
– Я понимаю, что женщинам не стоит интересоваться политикой, но со здравым смыслом дружить стоит? Большевики заключат мир с немцами и все вместе пойдут на бедную Францию. Это хоть ты понимаешь?!
Она не нашла ничего умней, как напомнить, что русские уже были в Париже, и французам это даже понравилось.
Свекор обсуждать такое возражение не стал, молча повернулся и ушел к себе в комнату, отказавшись от ужина.
Отношения испортились окончательно.
Рожать Галу отправили в деревню. Во-первых, немцы вовсю обстреливали Париж, во-вторых, в деревне сытней и воздух свежий.
Гала подозревала, что главной причиной было нежелание Клемана Гренделя присутствовать при родах.
В мае родилась маленькая Сесиль. На счастье Галы ее опекали старшие женщины Грендель, иначе она просто не справилась бы. Глядя на сморщенное личико новорожденной дочери, Гала ловила себя на том, что не испытывает к Сесиль-Антонине никаких чувств – ни материнских, ни даже простого любопытства.
Второе имя девочке дали в честь русской бабушки, это было все, чем Гала могла отблагодарить свою собственную мать.
Из-за революции, в которую перерос простой переворот, многие, в том числе и Дьяконовы-Гомберг, потеряли все, что имели. Адвокатские услуги отчима Галы вряд ли кому-то понадобились бы, а уж детские рассказы матери тем более. Родня в Томске тоже осталась ни с чем.
Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 45
