Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 68
Я отыскал веревку, высунулся в окно и бросил ее вниз, держа за один конец. Подгадав нужную длину, я завязал на уровне моего подоконника узелок и затянул веревку обратно.
– Добрых два с половиной метра, – пробубнил я себе под нос, разложив веревку в коридоре и отмерив ее шагами.
Сначала я собирался смастерить трубу из картонных валиков, на которые накручивается туалетная бумага, но тут их понадобилась бы целая куча, а времени ждать накопления валиков у меня не было. Впрочем, отыскать достаточно картонок на незаменимом чердаке не составило никакой проблемы. Довольный и запыленный я уже спускался со своей находкой вниз, как где-то снизу открылась дверь и послышался взволнованный голос мамы Пантика.
– Я мигом, миленький, – говорила она спеша, но подчеркнуто спокойно.
Эхо разносилось по всей лестничной площадке. Слова ее цеплялись за лифт в чугунной клетке, скользили по перилам и доползали до меня странным, отдаленным звуком.
– Ты поспи еще! Я быстро! – повторила она, торопясь сбежала по лестнице, и тяжелая входная дверь захлопнулась за ней с грохотом.
Я сразу отправился вниз. Не так уж часто случалось, когда кто-то заболевал достаточно сильно, чтобы ему разрешили остаться дома, и для меня такие дни были настоящим праздником. Я с размаху постучал кулаком в дверь Пантика.
– Открывай, старина! – закричал я весело. – Не воры и не какашники, не бойся!
По другую сторону двери ничего не произошло. Словно там никого и не было. Ни ответа, ни шуршания, ни скрипа колес по паркету. Конечно, Пантик не мог оказаться у двери в два счета, но обычно он хотя бы кричал что-то в ответ. Я подождал и постучал еще раз. Ничего. Я снова позвонил и постучал, крикнул, что это я, хотя это и так было понятно. В квартире было пусто и беззвучно. Я уже подумал, что мне послышалось что-то не то и мама Пантика вовсе не обращалась к сыну, как вдруг колеса все-таки медленно подъехали к двери, и она приоткрылась.
Улыбка застыла у меня на лице. Пантик выглядел ужасающе. Белый, как смерть, и с синяками под глазами в пол-лица он, ссутулившись, сидел в коляске и держался худой рукой за дверную ручку.
– Ты что так смотришь? Привидение увидел? – сопя и еле улыбаясь, сказал Пантик.
Я заставил себя встрепенуться. Если он еще шутил, значит, все было не так страшно. Он шире открыл дверь, и я зашел. Квартира Пантика была похожа на нашу квартиру, но атмосфера тут была совершенно иная. Спокойнее, что ли. Может, потому что здесь не обитало вредных кошек.
– Что это с тобой? – робко спросил я, следуя за ним в детскую.
– Поможешь? – вместо ответа сказал Пантик и взглядом указал на кровать. – Что-то у меня совсем сил нет.
Я закинул его руку за плечо и перетащил из коляски в кровать, что оказалось совсем нелегко. С облегченным вздохом он опустился на подушку. Я огляделся. Его комната была не больше моей, но казалась куда просторнее, так как ее не загромождали шкафы и полки. В углу и на тумбочке висели и стояли многочисленные иконы. Меня это не удивляло, я знал, что семья Пантика ходит в церковь. Каждое воскресенье они вставали ни свет ни заря и направлялись на звон колоколов, наполняющий сонный городской воздух.
Я знал это, потому что сам любил вставать рано по воскресеньям, чтобы залезть на крышу и насладиться особенностью этого короткого, заколдованного времени, когда улицы тихи, а раскатистый звон сотни колоколов разливается волнами по розовеющему небу, как по морю. Мне всегда казалось, что только я слышу эту пронзительную симфонию, хотя это, конечно, было не так.
Внизу на звон стекались бесчисленные незаметные шаги, которые, в отличие от меня, лениво валяющегося на прохладной крыше, следовали призыву звона. Я знал, что когда-нибудь крикну вышедшей во двор семье Пантика, чтобы они подождали меня, но пока я просто предпочитал грызть яблоки под этот концерт и разглядывать меняющиеся краски неба.
– Родили инвалида себе на голову, – возмущалась тетя Юля в рамках посиделок бабинца, – вот теперь пускай и мучаются. Мы что, в Средневековье живем, что ли? УЗИ нельзя было сделать во время беременности?
– Ну а, может, там не было ничего видно, – пожала покатистыми плечами тетя Света. Она любила противоречить тете Юле, даже если и придерживалась ее мнения.
– Это у тебя через всю сладкую начинку, наверное, ничего толком не увидишь, – помахала тетя Юля в районе живота не на шутку насупившейся тети Светы. – А у Любки-то все как по телевизору видно должно быть.
Я помешивал свой мирно булькающий на плите рис и вынужденно слушал речи бабинца.
– Вообще-то, Пантик на одни пятерки учится, – не выдержал я.
– Угу, – протянула тетя Юля, стуча вилочкой по тарелке с пирогом. – Только когда он выучится, он на фиг никому не нужен будет. Родители помрут, а несчастный инвалид прямиком в интернат или дом для престарелых отправится. Там и будет гнить до конца своих дней. Кому это надо, скажите мне, пожалуйста?
Тут во мне что-то лопнуло, и я резко повернулся к скучающе-покуривающему бабинцу.
– Да с чего вы это взяли-то? – слегка прикрикнул я, и на меня взглянул десяток подведенных глаз на выкате. – Пантик уже знает, в какой он хочет поступить университет и на что. В отличие, кстати, от всех нас, остальных ребят. Почему у него все должно быть так плохо-то?
– Воробышек, успокойся, – устало шикнула на меня мама.
– Ну, допустим, поступит он, допустим даже, окончит он свой долбаный университет, – слегка, но с готовностью разозлилась тетя Юля. – Дальше что с ним будет? Какой работодатель его на работу-то возьмет? Я понимаю, ты еще маленький и ничего не соображаешь, что с тебя взять. Но я могу объяснить! – Я не хотел, чтобы она мне что-либо объясняла, но это, видимо, не было предложением. – У моего мужа свой бизнес. Ну, приходит к нему выпускник с пятерками, но в коляске. Ты представляешь, сколько денег моему мужу надо вложить во всякие пандусы, лифты, специальные туалеты и прочую хрень? Думаешь, он на это пойдет? Нет, конечно! Он же не благотворительная, бляха муха, организация! – На последних словах тетя Юля прямо развеселилась. – Нет уж, он возьмет любого другого, пусть с четверками, но нормального человека. Понял почему?
Меня начало тошнить. Борька Захаркин все-таки сильно удался в свою маму, но чтобы ее переплюнуть, ему понадобилось бы еще много времени. Мне хотелось демонстративно выйти, но я не мог оставить рис на сгорание. Я резко к нему отвернулся, схватился за ложку и стал яро намешивать его, словно варево.
– Эх, – с наигранным сочувствием вздохнула рыжая и изнеженная тетя Женя, мама спортсмена и красавца Давида, который, несомненно, представлялся всем идеалом генофонда страны. – Надо было бы им ребеночка-то на причащения поводить. Водички святой ему попить дать. Свечи намоленные по уголочкам расставить. Ну и по бабочкам… по бабкам то есть, повозить. Как-то они слишком материаль… мате… материалистично настроены. Вот. Все доктора да уколы. Надо же и о высшем подумать. Все ведь знают, что такие дети-кресты за страшные грехи даются.
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 68
