Книга Волнолом - Владимир Прягин

– Трогай.

Лошадь, понукаемая возницей, потрусила прочь от вокзала. Роберт фон Вальдхорн поерзал на деревянном сиденье, пытаясь устроиться поудобнее. Правой рукой облокотился на бортик, а левую положил на кожаный саквояж, который уже успел нагреться под солнцем и лихо сверкал латунными пряжками.

Дрожки отчаянно дребезжали, пересчитывая булыжники под колесами. Конечно, Роберт мог бы нанять экипаж побогаче и покомфортнее, но у него были свои резоны. Он никогда не упускал случая прозондировать настроения в обществе, а проще говоря – послушать местные сплетни. А этот кучер – белобрысый парень с хитрющей физиономией – показался наиболее перспективным источником.

Роберт вообще полагал, что общение с людьми из низов бывает весьма полезным. Он даже одеваться старался проще, особенно когда ехал в провинцию. Кронпринц посмеивался над этой его привычкой: «Барон, кого вы пытаетесь обмануть? Хоть в рубище обрядитесь – за своего не примут. У вас на лице написано: аристократ в пятнадцатом поколении». Роберт не обижался. Сойти «за своего» он, собственно, не надеялся, просто хотел чуть-чуть сократить дистанцию.

Вертя головой, он подмечал детали. Город небольшой, но зажиточный. В центре на каждом шагу – бытовая светопись. Чернильное мерцание под входом в ювелирную лавку – сигнал тревоги на случай, если полезут воры. Простенькие штрихи на оконных рамах в особняках – чтобы не залетали мухи и комары. Светоносная нить у богатой дамы на шляпке – не то от жары, не то от мигрени. Отметины на витринах, заставляющие бросить лишний взгляд на товар. И еще амулеты – спрятаны у прохожих в карманах и под одеждой, но темный свет просачивается сквозь ткань.

Обычный человек, разумеется, ничего этого просто не разглядел бы. Но барон фон Вальдхорн не относился к обычным людям. Он был аристократом из Стеклянного Дома, и способность к восприятию светописи имелась у него от рождения.

Между тем богатые кварталы остались позади. Булыжная мостовая закончилась, а вместе с нею – дребезжание и тряска. Дрожки покатились по немощеной улице, присыпанной мягкой пылью. Барон вздохнул с облегчением – путешествие становилось приятным. Тем более что и солнце решило дать городу короткую передышку, укрывшись за пухлым облаком.

Чем ближе к окраине, тем реже встречалась светопись. Так, мелькали иногда кустарные насечки на притолоках, едва способные сохранить крохотную чернильную искру. Наивные хозяева полагали, что это защитит от порчи, сглаза и незваных гостей. Впрочем, как подумалось Роберту, вера в такую защиту сама по себе оказывает благотворное (терапевтическое, если угодно) воздействие.

Пыльная лента дороги монотонно разматывалась, тянулась за город. Проползли мимо последние деревянные домики с огородами. Старый лохматый пес, лежавший в тени огромного вяза, поднял голову и приоткрыл пасть, собираясь гавкнуть, но передумал и лишь проводил повозку укоризненным взглядом.

– А что, братец, – спросил барон у возницы, – сам ты отсюда родом?

– Известное дело, сударь, – кучер с готовностью обернулся. – Почитай, всю жизнь тут провел.

– И как, доволен?

– А чего ж? Не голодаю, крыша над головой имеется.

Энтузиазма в его голосе барон, однако, не уловил и продолжил расспросы:

– Значит, работа нравится?

– Работа-то, она – да, – информативно сообщил кучер. – Папаша мой, опять же, двадцать лет в кучерах. Ну так и я вот…

– Традицию продолжаешь? Похвально. А вот скажи, к примеру, – другие края посмотреть не тянет? Страна-то у нас громадная. Или своя семья уже появилась, держит?

– Нету еще, успеется. – Парень беззаботно тряхнул вихрами. – А другие края посмотреть – оно бы, конечно, здорово. Только ведь, сударь, кому я в тех краях нужен? Ту же столицу взять. Вот разве подсказал бы кто…

Он посмотрел на Роберта таким невинным и честным взглядом, что тот невольно усмехнулся и подбодрил:

– И что тебе подсказать?

– Говорят, там такие повозки строят – вроде как паровозы, только без рельсов. Прямо по улицам будут ездить вместо извозчиков. Правда ли? Или врут? Очень уж любопытно.

– Вместо извозчиков – это ты, любезный, загнул. Повозки-то есть, несколько штук построили, но больше для развлечения. Пыхтят, чадят, ломаются постоянно. Так что хлеб у тебя не отобьют, не волнуйся.

Кучер, получив эту исчерпывающую справку, поблагодарил и принялся о чем-то усиленно размышлять. Барон тоже погрузился в раздумья. Вот, извольте видеть – про городские паровички уже судачат даже простолюдины в провинции. А ведь игрушки эти только что появились.

Да, Железный Дом, будь он неладен, умеет привлечь внимание. В последние годы как-то он слишком активизировался, будто встряхнулся от долгой спячки. Клепает свои машины как заведенный. Рельсы вон уже через все страну – и ведь не поспоришь, штука полезная, без них Девятиморье и за месяц не пересечь.

Мало того, «жестянщики» лезут в небо. Правда, их пузыри с моторами, дирижабли, летают пока что едва-едва, но кто знает, что будет дальше? А король на все это смотрит и благосклонно кивает…

Солнце выбралось из-за облака и затопило землю новым потоком жара. Роберт, промокнув лоб платком, окликнул возницу:

– А попить у тебя, случаем, не найдется?

– А как же, сударь, – кучер вытащил флягу, встряхнул ее. – Только тут осталось на донышке. Да и нагрелась, вы уж не обессудьте.

– Ладно, чего уж, – Роберт протянул руку. – Впрочем, погоди. Мы ведь сейчас через ту деревню поедем? Вон, впереди?

Но извозчик его разочаровал:

– Нет, сударь. Развилка тут, видите? Деревня прямо, а нам налево, к мосту. Хотя можем заехать, коли желаете. Крюк небольшой.

– Нет, не нужно, – решил барон. – А вон там что за домик?

До деревни оставалось еще с четверть мили, но один из домов стоял на отшибе, рядом с развилкой, и до него было рукой подать. Простенький, но опрятный, с белеными стенами и соломенной крышей, он, казалось, сошел с картинки. Трава вокруг зеленела ярко, будто ранней весной. Яблони, на которых обильно завязались плоды, обнимали деревянный заборчик. Синие ставенки были распахнуты, как ресницы.

– Травница живет, с бабкой, – пояснил кучер.

– Что за травница?

– Ух, красивая девка. Только хитрая больно.

В дальнейшие пояснения он, вопреки ожиданиям, вдаваться не стал. Роберт почувствовал любопытство, да и ноги захотелось размять.