— Вам вовсе не нужно платить фунт и семьдесят, чтобы со мной повидаться, — сказала Шейн. — Я бы вышла сама.
Он рассмеялся.
— Да ладно, не разорюсь. Просто мне не терпелось узнать, что там в той исповеди.
— Страница в день — это максимум, что я могу, — сразу предупредила Шейн.
— Ну, давайте хотя бы пока то, что есть.
Шейн достала блокнот, перевернула страницу-обложку с принцессой… как там ее… ну, не важно… и начала читать вслух:
Покаянная исповедь Томаса Пирсона,
собственноручно записанная им самим
в году 1788 от Рождества Господа нашего Иисуса Христа
Полностью отдавая себе отчет, что у меня мало времени, поскольку моя дорогая супруга только что проводила доктора Кабитта и, заперев за ним дверь, рыдает теперь у себя внизу, я пишу эти строки. В свои пятьдесят лет от роду я был сперва китобоем, а потом занялся торговлей; как мог, я заботился о своих домашних и неустанно благодарил Бога за то семейное счастье, что Он мне послал в безграничной своей доброте. Я человек мягкий и безобидный. Я никогда никого не обидел ни словом, ни делом и не желал ближним зла. Всякий, кто меня знает, может сие подтвердить.
И все же теперь, когда мои дни сочтены и я готовлюсь предстать пред Создателем, есть одно тяжкое воспоминание; одна мерзкая, страшная сцена, что лежит тяжким грузом у меня на сердце. Я вижу все, как наяву. Мои руки, хотя теперь и холодные от лихорадки, как будто нагрелись, вобрав тепло ее шеи — моей возлюбленной Мэри. Какая она была тонкая, хрупкая… эта шейка. В моих огромных руках она была словно кольцо якорного каната.
Сперва я хотел просто ее задушить — чтобы на шее остались отметины от моих рук. Чтобы остались отметины, которые точно ни с чем не спутаешь. Она, бедняжка, лишилась всего, и мне была ненавистна сама мысль о том, чтобы отбирать у нее последнее. Я хотел лишь уберечь ее от негодующего возмущения праведных горожан и обеспечить ей вечный покой в освященной земле. Так что я хотел просто ее задушить — и всё. Но
Шейн умолкла и подняла глаза.
— Но? — нетерпеливо переспросил Мак.
— Пока это всё. Страница с хвостиком.
Мак слегка запрокинул голову и прищурился, крепко задумавшись.
— Может, он думал, что она — вампир, — предположил он. — И задушил ее спящую. Пока она не проснулась и не отрастила клыки.
— Вряд ли, — вздохнула Шейн.
— Ну, Уитби же город Дракулы, правильно?
— Но не в 1788-м. — Шейн едва удержалась, чтоб не добавить какое-нибудь язвительное замечание насчет дремучего невежества некоторых отдельно взятых личностей.
— Я знаю, когда был написан роман, — пробурчал Мак. — Но, может, Брем Стокер… как бы это сказать?.. почерпнул вдохновение в том, как все тут в Уитби были одержимы историями про вампиров?
— Я думаю, нет. Я думаю, жители Уитби больше всего волновались о том, что их рыбаки тонут в Северном море, а не о каких-то там кровопийцах из Трансильвании, которые бегают по окрестностям в черных плащах.
— Но это ведь был суеверный народ — эти йоркширцы конца XVIII века?
— Хотите — верьте, хотите — нет, но меня тогда в Уитби не было. Но я на сто процентов уверена, что если наш Томас Пирсон задушил эту Мэри, то он задушил ее вовсе не из-за романа, который тогда еще не был написан. Даже автор еще не родился.
Кажется, Мак что-то вспомнил. Его взгляд стал каким-то далеким, застывшим.
— Отец как-то привел меня на церковное кладбище у часовни Святой Марии и показал мне могилу Дракулы. Мне тогда было лет шесть.
— Добрый папа. Вам было страшно?
— Ужасно страшно. Мне потом еще долго снились кошмары. Но мне это нравилось. Страх — он всегда возбуждает. Я даже не знаю, есть ли в жизни еще что-нибудь, что возбуждает сильнее. А вы как считаете?
Шейн опустила глаза, чтобы скрыть смущение.
— Я не знаю.
— Хотя, наверное, есть одна вещь. — Мак выразительно посмотрел на Шейн, и его глаза заискрились смехом. Кажется, он нашел себе новое развлечение: смущать Шейн.
Она покраснела и отвела глаза.
— Знаете что? А покажите мне эту могилу.
Когда-то церковное кладбище на Восточном Утесе было местом последнего успокоения для нескольких сотен людей — их последним земным приютом, — но для Адриана эти заросшие сочной травой просторы были вполне осязаемым воплощением собачьего Рая. Он как заведенный носился в высокой траве и перепрыгивал через надгробные плиты, как будто их тут положили специально для него, как у те красивые черные пластиковые коробки на пляже с надписью СПАСИБО, ЧТО ВЫ УБРАЛИ ЗА ВАШЕЙ СОБАКОЙ, — чтобы ему было, где побеситься. Да, тут есть чем заняться, на этой огромной игровой площадке, так что Адриан вовсе не возражал, если его хозяин и новая хозяйка займутся своими делами, пока он тут все обследует.
— Даже не знаю, найду я ее или нет. Столько лет прошло… — сказал Мак.
— А вы попытайтесь представить, что вам снова шесть лет, — предложила Шейн. — Образно выражаясь, попробуйте влезть в ботиночки шестилетнего мальчика.
Он рассмеялся и приподнял одну ногу в ботинке 12-го размера:
— Хорошая шутка.
И тут они оба вспомнили то мгновение, когда Шейн точно так же приподняла ногу с протезом на лестнице в сто девяносто девять ступеней. Мгновение, когда Мак замер на месте, и Шейн поняла, что вот он смотрит сейчас на нее и представляет ее обнаженной — и что бы он чувствовал, если б они оказались в постели.
Он протянул руку и положил ладонь ей на плечо.
— Послушайте. Все хорошо.
Шейн отвернулась, мягко сбросила его руку и прошла чуть вперед.
— Знаете, тут очень много пустых могил, — проговорила она бодрым и жизнерадостным тоном гида, который проводит экскурсию. — Моряки погибали в море, а их семьи устраивали им похороны, ставили надгробные камни…
— Очередная историческая фальсификация…
— Вовсе нет. Это все настоящее. Просто это другая история — история горя и скорби по тем, кого любишь.
Он с сомнением хмыкнул.
— Понимаете, Шейн, я не из тех, кто скорбит и горюет. Мой девиз: похорони мертвецов и живи дальше. Жизнь продолжается.
Шейн вздрогнула и отвела глаза. Кажется, это был первый раз, когда он назвал ее по имени. И он так произнес ее имя… с таким придыханием… «Шейн». Почти как вздох наслаждения.
Они еще минут пять побродили по старому кладбищу, но так и не нашли ту могилу со стертым надгробием, про которую отец Мака сказал ему маленькому, что это могила Дракулы. Зато они обнаружили две смежные могилы, о которых Шейн где-то читала: плоская овальная плита, утопленная в землю, и тут же рядом — крошечный вертикальный камень. Артефакты из детского сказочного фольклора. Вроде как здесь похоронены Мальчик-с-Пальчик и Шалтай-Болтай — как уже не одно поколение родителей уверяет своих детишек.
