Книга Тени и солнце - Доминик Сильвен

В доме на улице Коммерс на первом этаже располагалась автомастерская, а под ней – многоуровневая парковка. Жозеф Берлен жил на четвертом этаже в квартире 34. Лифт не работал. Лола сопела, как буйвол-астматик, поднимаясь по лестнице, благоухающей выхлопными газами.

Она несколько раз безрезультатно позвонила в дверь. Посмотрела, сколько времени, набрала номер мобильного телефона Берлена, услышала сигналы за дверью, затем краткое приветствие на автоответчике: “Берлен. Слушаю”.

От выпитого на площади Шатле белого вина ей сделалось хорошо и легко, и она почти с удовольствием стала ждать прихода экс-шпиона. Впрочем, имеет ли смысл выражение “экс-шпион”? Она, например, экс-комиссар полиции, который никак не может завязать, а значит, останется полицейским до конца жизни. Ей было плевать на всю эту кучу официальных документов, на кабинет, канцелярские скрепки, ксерокс, вечеринки в честь новых сотрудников и в честь уходящих на пенсию. Оставалось ощущение, сильное ощущение – оно никуда не делось. Ее размышления через равные промежутки времени прерывал отдаленный грохот отбойного молотка. Париж – город, который крутится безостановочно.

Спустя полчаса она убедилась в очевидном: Жозефа Берлена что-то задержало. Или же он неотесанный хам. Лола черкнула несколько слов в записной книжке, прося его с ней связаться, подсунула листок под дверь и заметила, что она не заперта. Лола вошла в однокомнатную квартиру со стенами горчичного цвета, просто обставленную и чисто прибранную. В ней царил идеальный порядок. Свет горел, шторы были отдернуты, на письменном столе лежала стопка газет, компьютер работал. На проигрывателе четыре диска. Бетховен. Она вставила один из них в дисковод. “Аппассионата” в исполнении Артура Шнабеля.

Ее снова атаковала лихорадка. Аспирин в аптечном шкафчике, откупоренная бутылка совиньона в холодильнике. Она налила немного вина, проглотила две таблетки. Насладилась печальной мощью Бетховена, потом решила осмотреть квартиру.

Улов оказался скудным. Ни одной бумажки с упоминанием Марса, Дюгена или чего-то, связанного с профессиональной деятельностью в УВР или в другом месте. Она узнала, что Берлен – маньяк, который не только назначает встречу и не приходит, но еще и гладит трусы и носки. И моет холодильник уксусом.

Веселье явно затянулось. Лола вышла, хлопнув дверью.

Когда спускалась по лестнице, у нее зазвонил мобильник. Она услышала недовольный голос Бартельми. В общем, коллега из аэропорта не захотел ничего ему говорить и заявил, что Лоле лучше приехать самой.

– Уж извините, шеф.

Прохожие на улице шли задрав голову и радуясь, как дети. В Париже шел снег. Густой, крупными хлопьями.

В метро она умирала от духоты: совиньон вытворял у нее в желудке что-то несусветное. Она думала о Яне Ренье, человеке с княжеским именем, которого подкосил инсульт. Не пора ли ей сходить к врачу?

Мир изменился. Ступени ее станции метро скрылись под толстым белым покровом. За снежной завесой едва виднелись очертания ворот Сен-Дени.

Замок был взломан. Ядовитый цветок паники уже готов был раскрыться. Она сглотнула слюну и взяла себя в руки. В квартире все было вверх дном. Она подумала о своем старом “манурине”, лежавшем в ящике комода, медленно вошла в гостиную. Пусто, ужасно холодно. Окно настежь. Она бросилась вперед, обшарила ящик.

– Ты не это ищешь?

Голос за спиной. Неотвратимость. Она повернулась, успела его рассмотреть. Резкие черты, глаза как у хаски, короткие светлые с проседью волосы, не скрывающие оттопыренное правое ухо. На нем было плотное темно-синее, наглухо застегнутое пальто. А в руке – ее “манурин”.

Жозеф Берлен. Для человека с лицом убийцы исполнено весьма изящно.

Они неподвижно стояли в промерзшей гостиной, уставившись друг на друга, словно две фарфоровые собачки. Она повернула голову к светлому пятну, которое виднелось там, где его не должно было быть. На ее пазле стоял открытый ноутбук.

– Мой третий глаз, – пояснил он.

У него изо рта шел пар. Ветер грубо хлопал оконными створками. Он повернул к ней экран, нажал несколько клавиш. Лола увидела, как она роется в квартире на улице Коммерс.

– Мне надо было узнать, с кем вы имеете дело.

– Не похоже, что ты на пенсии.

– Такой же комплимент можно сделать и вам.

Она пожалела, что захлопнула дверь его квартиры. Надо было не закрывать, пусть бы какие-нибудь случайные воришки его обчистили.

Он сел в вольтеровское кресло, положил ногу на ногу. Взгляд его ничего не выражал, тело было расслаблено, но пушку он держал крепко. Он с самого начала целил ей в голову. Этот тип был в двух шагах от паранойи, может, теперь уже до нее дошел. Я не хочу иметь с ним никаких дел. Примерно так сказал Клеманти – и оказался прав. А тут еще кишечник разбуянился. Ему не понравилось вино, а может, странные манеры гостя.

– Что вы хотите знать?

– Для начала – что тебя связывает с Саша Дюгеном.

– Из-за этого незачем в меня целиться.

– Мне нужны факты, а не твои комментарии.

Она рассказала сбивчиво, зато ничего не упустив. Тем не менее он смотрел на нее так, словно она несла бессмыслицу. И прервал ее, когда она упомянула об аресте Саша, произведенном Арди. Он прижал палец к губам. Она услышала щелчок: он снял “манурин” с предохранителя. В конечном счете, дорогой Бартельми, я попаду в рай для полицейских.

– Послушайте, Берлен, я ничего против вас не имею…

– Я сказал, заткнись.

Выстрел. Лола вскрикнула. Пальнул в комод, бедолага. Она подумала о том, как мотоциклист в последнюю секунду пощадил Ингрид. Как же они похожи, эти два ублюдка!

– ЭТО ВСЕ ГИС?! ГОВОРИ!

– Вы о чем?

– Это они тебе поручили шпионить за мной?

– Меня ничто не связывает с ГИС. Я была комиссаром своего округа.

– Говори-говори. Они умеют проникать повсюду.

– Я никогда не стала бы работать на Арди. Ни за какие деньги.

– Ты пытаешься убедить меня в том, что вылезла из теплой норки только ради маленького поганца Дюгена?

– Да, и меня уже достало, что всех вокруг это так удивляет.

– Он прикончил моего друга.

– Это еще надо доказать.

– И ты думала, что я буду тебе помогать?

– Теперь уже нет.

Он улыбнулся одним уголком рта, вытащил патроны из барабана “манурина” и оставил револьвер на столе. На секунду замер, глядя на снег, потом убрал ноутбук в кейс. Она хотела вырвать кейс из рук у Берлена и оглушить его. Не смогла: руки и ноги не слушались. Он пошел к двери, она смотрела ему в след.

– Я выбрал комод, а не телевизор, хотя телик взрывается очень красиво. Так что трескай свои сериалы и свое вино. И не смей ничего про меня вынюхивать.