И еще одно. Меня не могут не беспокоить последние высказывания вице-премьера израильского правительства Шимона Переса. Когда вы, уважаемый вице-премьер, утверждаете, что «ось зла» Тегеран-Дамаск — это проблема всего мира, вы правы. Но очень и очень частично. Гитлер тоже был проблемой всего мира, но евреи были теми, кто первыми и дороже всех заплатил за появление и решение этой проблемы. Я согласен, что Иран и Сирия — это проблема всего человечества, но у нас не должно быть никаких иллюзий — прогрессивное человечество и пальцем не пошевелит, чтобы решить эту проблему. Результат будет нулевой. Мир будет осуждать, мир будет рассуждать, мир будет созывать конференции и комиссии, а результат будет тот же, что и в канун Второй мировой войны. За бесконечными разговорами тогда последовали мюнхенское соглашение и пакт Молотова-Риббентропа. Никаких иллюзий у нас быть не должно: реальных действий от мировой общественности ждать не приходится, и в конце-концов мы окажемся одиноки в противостоянии этой «оси зла». Поэтому потом и не скажешь, что нас опять застали врасплох.
Государству Израиль сейчас нужен Черчилль, а не Чемберлен».
Шауль Мофаз, бывший министр обороны и бывший начальник Генерального штаба Армии обороны Израиля:
«Я не считаю, что это война. Речь идет о военной операции, в ходе которой государство Израиль еще не задействовало и десятой части своих истинных возможностей. Сейчас надо просто дать ЦАХАЛу время для завершения военных действий. Израиль не имеет права прекращать операцию до тех пор, пока не достигнет поставленных целей: возвращения похищенных военнослужащих, уничтожение террористической инфраструктуры «Хизбаллы», имеющихся в ее распоряжении ракет дальнего радиуса действия и передислокации ливанских войск на юг этой страны.
Это должно взять достаточно времени. Вместе с тем ЦАХАЛ целенаправленно уничтожает инфраструктуру базы «Хизбаллы», таким образом лишая эту террористическую организацию возможности заново укрепиться у северных границ нашей страны и продолжать обстрелы израильской территории и похищение наших граждан.
Нельзя сбрасывать со счетов тот факт, что за шесть последних лет «Хизбалла» создала государство в государстве. Ее поддерживает шиитское население Ливана, она выстроила самую настоящую военную организацию, обзавелась собственной «столицей» в самом сердце Бейрута, получила огромное количество денег и ракет дальнего радиуса действия, а также стратегическое вооружение из Ирана, завербовала тысячи сторонников.
Дело в том, что именно в тот период, когда «Хизбалла» наращивала военную мощь, армия Израиля начала готовиться к тому, что в ближайшее время перед нами остро встанет палестинская проблема, и Генштаб принял стратегическое решение — концентрировать все усилия на подготовке ЦАХАЛа к предстоящему противостоянию с палестинцами. Мы не знали, когда точно это начнется, но 2000 год был назван годом повышенной боевой готовности. Была разработана целая программа по подготовке военнослужащих регулярной армии и резервистов, военных баз и вооружения.
Мы были прекрасно подготовлены и доказательством тому стало несравнимо большее количество потерь с палестинской стороны, чем с нашей. Я никогда не забуду, как по этому поводу сокрушался палестинский военачальник Мухаммед Дохлан: «Как такое может быть, что вы несете гораздо меньше потерь?!» — спросил он у меня в телефонном разговоре. А потом такой же вопрос задал всем собравшимся у него руководителям палестинских террористических организаций и сам Арафат. После чего он поставил перед ними задачу начать активные действия.
«Вы сами знаете, что делать», — сказал им тогда «раис». Разведывательное сообщение об этом я получил 11 февраля 2001 года, а на следующий день начались теракты, достигшие своего пика в пасхальную ночь 2002 года. После чего Израиль приступил к осуществлению операции «Защитная стена». Все это доказывает, что в тот период акценты были расставлены, в принципе, правильно и надо было активнее заниматься палестинцами, чем «Хизбаллой», хотя лично я был против вывода войск из Ливана в 2000 году.
Будучи тогда начальником генерального штаба, я сопротивлялся выводу войск из Ливана по нескольким причинам. Во-первых, в 1999 году мы сократили наши потери в Ливане до 12 убитых или раненых в год. Не подумайте, что я не считаю это огромной потерей, но она была намного меньше, чем в предыдущие годы, когда в противоборстве с «Хизбаллой» погибали в среднем от 25 до 35 солдат ЦАХААа в год.
Я считаю, что мы были очень близки к нанесению смертельного удара по «Хизбалле», у которой тогда не было ракет дальнего радиуса действия, что намного облегчало наши задачи. И самое главное: я сопротивлялся выводу войск из Ливана не из-за того, что считал наше военное присутствие в Ливане необходимым, а потому что предпочитал уход на основании межгосударственных соглашений. Я говорил, что в противном случае «Хизбалла» использует наши односторонние инициативы по уходу для наращивания своего военного потенциала. Но правительство, пришедшее к власти в Израиле в 1999 году обещало населению страны, что в течение года вернет домой всех находящихся в Ливане военнослужащих. Кроме того, необходимо было вернуть к нормальной жизни север страны, и невозможно было игнорировать мнение миротворческих организаций и израильского общества. Одним словом, в тот период это стало делом общенациональной важности для Израиля. Так что уходить из Ливана пришлось бы в любом случае, но это, повторяю, следовало делать на основе договоренностей.
Если бы во время правления Асада-старшего Израиль продолжил наносить серьезные удары по «Хизбалле» и параллельно создавать благотворную для себя международную атмосферу, подталкивающую правительство Ливана на заключение договора, мы этого добились бы. Возможно, не в 1999 году, чуть позже. Но шансы были. Нам просто следовало проявить больше упорства и дальновидности. Хотя справедливости ради нельзя не отметить: после встречи Клинтона с Хафезом Асадом стало ясно, что шансы на договоренность с Ливаном ничтожно малы, так как Сирия этому категорически противилась. После чего и было принято решение о выводе войск. Армия была в курсе всех этих событий. Мы надеялись на лучшее — на уход в рамках соглашений, но готовились к худшему — одностороннему выходу. Причем готовились так серьезно, что саму операцию провели за 48 часов и без единой царапины. К тому времени я понимал, что максимальные усилия следует сконцентрировать на палестинском направлении, ибо борьба внутри страны намного опаснее противостояния за ее пределами. А ведь было ясно, что в течение считанных секунд один террорист-самоубийца способен нанести Израилю больше вреда, чем «Хизбалла» за целый год борьбы с нами в Южном Ливане.
Сектор Газы — это не Ливан, который является независимым государством и имеет свое правительство. Кроме того, в Газе, в отличии от Ливана, проживало еврейское население, что обязывало нашу страну задаться важнейшим вопросом: должен ли Израиль оставаться в этом регионе? А ответ состоял в том, что у Израиля не было никаких национальных интересов в секторе Газы и что там мы все равно не останемся навсегда. Зная все это, еще будучи военным, я часто спрашивал себя, почему правительство нашей страны рискует жизнью своих граждан, оставляя их в Газе. Поэтому став политиком, я поддержал программу размежевания и факт, что в течение десяти месяцев после выхода из сектора Газы и до трагического происшествия в Керем-Шаломе не было ни единой жертвы. К сожалению, обстрелы нашей территории «кассамами» продолжаются, но с этим можно бороться. А террор резко сократился, что спасло жизнь множества людей.
