Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 57
И хорошо. Не надо голову ломать, придумывать новые ассоциации.
Надо обратно – в тот самый Союз, назад – к Пастернаку!
СВ. Михалков прислал письмо петербургским писателям, поздравил с объединением на местном уровне. Вот бы Сергею Владимировичу, как современнику Б. Л. Пастернака, пример показать – написать заявление о восстановлении себя в СП СССР. Первым – по старшинству. А следом и мы, кто помоложе.
Прогрессисты и ретрограды, реалисты и постмодернисты, левые, правые, какие угодно.
Пастернак против не будет. Пастернак всех примирит.
О новой национальной идее
Иногда в голову приходят идеи, которых совсем не ждешь. В том числе и национальные.
Сформулируем новую национальную идею. Какой она должна быть?
Само собой, национальная идея должна быть объединительной. Никакой другой объединительной идеи в России быть не может, кроме идеи борьбы. Борьба бывает «с», а бывает «за». Впрочем, любое «за» – это прежде всего «с». Борьба – это всегда «с». С кем-то борьба. Или с чем-то борьба. «С» не всегда предполагает «за», но если «за», то обязательно «с». За что боремся? «За». Объяснить «за» бывает не просто, тем более трудно поднять на борьбу «за», для этого, как минимум, нужна идеология, организация, духоподъемные лозунги, лидеры, причем желательно харизматические. Однако можно бороться без всяких «за» – ни за что, но с чем-то или против чего-то. Борьба «с» («против») всегда понятнее борьбы «за», потому что то, «за» что, того еще нет, оно в гипотетическом будущем, но то, «с» чем, всегда рядом; его надлежит победить.
Пусть американцы озадачиваются поисками внешнего противника. Наш враг – всегда с нами. Его не надо придумывать, его не надо искать, его надо увидеть и назвать по имени. Обозревая нашу действительность, мы нередко говорим: «Абсурд, абсурд!..» – а между тем все наше жизнеустройство овеяно смыслом – смыслом борьбы с общим врагом. Наш враг – ОБСТОЯТЕЛЬСТВА.
Вот ключевое слово. Оно произнесено.
И президент, и медсестра, и олигарх, и бездомный – все борются с обстоятельствами. И власть, и не-власть. Некоторые думают, что нет иных, кроме враждебных, отношений между властью и невластью, – это не так. Нас больше объединяет, чем разъединяет. Мы все по одну сторону баррикад. Потому что враг у нас общий – и в семье, и в государстве, и в измерении экзистенциальном. Наш враг – обстоятельства. Они бросают нам вызов, и мы его с готовностью принимаем.
Стало быть, есть он, существует – фактор объединения. Заметьте, не обстоятельства объединяют нас, но борьба с обстоятельствами. Ибо иной, повторяю, объединительной идеи в России быть не может – только идея борьбы.
Спросят: а как быть с благоприятными обстоятельствами? С ними тоже борьба? Отвечаю: борьба! Именно с ними, с благоприятными обстоятельствами, у нас накоплен поистине уникальный опыт борьбы; пренебрегать этим опытом было бы безрассудно. Давно установлено: с благоприятными обстоятельствами гораздо легче бороться, чем с неблагоприятными. Если мы желаем вкусить радость победы немедленно, лучше начать с них. В процессе борьбы благоприятные обстоятельства неизбежно превратятся в неблагоприятные, что и будет означать победу над благоприятными обстоятельствами.
Вообще говоря, благоприятные обстоятельства неустойчивы. Многое зависит от взгляда. Стоит посмотреть с другой стороны на так называемое благоприятное обстоятельство, и оно уже неблагоприятное обстоятельство, но это не отменяет необходимость борьбы с обстоятельством. Ибо на вызов любых обстоятельств мы обязаны ответить одним – борьбой.
Обстоятельства у каждого свои – да, безусловно, – но ведь от этого они не перестают быть обстоятельствами.
По Далю, обстоятельство – это «побочный случай, происшествие и отношенья, совместные с каким-либо делом». Вот очень важный момент: обстоятельства всегда при деле. Указав на обстоятельства, мы подразумеваем наличие дела. Нет необходимости объяснять суть общего дела, достаточно указать на общие обстоятельства. И станет ясно, что дело есть. И что делать. Бороться. Бороться с обстоятельствами. За дело.
На любой вопрос «почему?», к чему бы он ни относился, всегда можно дать универсальный ответ: «Такова логика борьбы с обстоятельствами».
Логикой борьбы с обстоятельствами объясняется все.
Перед лицом обстоятельств мы все – вместе!
О нравственном превосходстве Шарикова над профессором Преображенским
[1]
Общеизвестно: даже обыкновенное изменение пола требует помимо клинической операции особых мер по психологической и социальной адаптации индивидуума. Здесь же мы имеем дело не с изменением пола, а с более драматичной метаморфозой – изменением биологического вида. Без продуманной программы адаптации, как психологической, так и социальной, переход из состояния «собака» в состояние «человек», естественно, невозможен. Однако никакой программы у Преображенского не было и быть не могло, он просто безответственно самоустраняется от участия в судьбе произведенного им на свет Шарикова.
Более того, профессор открыто выражает свою незаинтересованность в том, чтобы человек Шариков забыл свое собачье прошлое. «Не забывайте, что вы… так сказать, – неожиданно явившееся существо, лабораторное», – втолковывает профессор вполне разумному уже человеку, единственное прегрешение которого заключается в том, что он захотел получить человеческие документы.
Чем ярче проявляется индивидуальность Шарикова, чем быстрее формируется его характер, тем большее раздражение вызывает Шариков у профессора Преображенского. Но нет у вивисектора ответа на справедливые упреки подопытного: «Разве я просил мне операцию делать?.. Ухватили животную, исполосовали ножиком голову, а теперь гнушаются. Я, может, своего разрешения на операцию не давал».
И ведь верно – не давал. Преображенский ненавидит уже за то Шарикова, что он оказывается способным задуматься о юридической стороне своего положения: «Я иск, может, имею право предъявить».
В любой цивилизованной стране иск Шарикова был бы удовлетворен, профессор по гроб жизни выплачивал бы компенсацию за моральный и физический ущерб. Странно, что гордящийся своей буржуазностью Филипп Филиппович Преображенский не понимает таких простых вещей. Да он просто должен молиться на то, что живет в этой стране и принадлежит этому (вернее, тому) времени. В любой другой стране он как минимум сидел бы за решеткой, если не на электрическом стуле.
Инакофоб, биорасист, безответственный вивисектор профессор Преображенский демонстрирует поразительную нравственную глухоту. В течение трех недель (!) после «полного очеловечивания», констатированного Борменталем, ни профессор, ни его ассистент не находили нужным дать «новой человеческой единице» (по выражению того же Борменталя) нормальное человеческое имя. Вот вам и социальная адаптация! А когда уставший от анонимности человек решается сам изобрести себе имя и отчество, это вызывает и гнев, и сарказм профессора Преображенского: какой, дескать, идиотизм, какая безвкусица – Полиграф Полиграфович! Но кто же запрещал вам, Филипп Филиппович, самому окрестить вашего подопытного и тем облегчить для него невыносимо сложную проблему самоидентификации? И разве так трудно оценить благородство и деликатность Шарикова, не поддавшегося искушению воспользоваться именем мирового светилы, на что он имел, между прочим, все основания. Ведь, по идее, «лабораторному существу» было бы логичнее назваться не в честь ведомственного праздника, а в честь самого профессора – не Полиграфовичем, а Филипповичем, и не Шариковым, а Преображенским. Во всяком случае, Преображенский – столь же родовое имя для этого нового человека, как и Шариков. Если бы профессор Преображенский открыл новую болезнь, мы бы, возможно, знали болезнь Преображенского, мы бы могли знать бациллу Преображенского, шов Преображенского, скальпель Преображенского, но невозможно представить, чтобы Преображенский дал собственное имя произведенному им на свет человеку, имевшему дерзость жить там, где он родился.
Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 57
