Они сидели за столиком минут десять, но до сих пор не говорили о делах, отчего Лунев чувствовал себя не в своей тарелке. К тому же Мягкова предложила в неформальной обстановке обращаться к ней на «ты». Лунев никак не мог понять: он приглашен на деловой ужин или на свидание? А когда Лунев чувствовал неловкость, то начинал вести себя слишком сухо. Вот и сейчас он хмурился чаще, чем предполагала окружающая обстановка, а его руки, лежащие на столе, были плотно сплетены в замок.
– По правде говоря, – заговорил он, откашлявшись, – после сегодняшнего инцидента я стал переживать о детях, которых раньше отдавали на усыновление.
– Вот как? – спросила Мягкова без малейшего интереса в голосе. – Думаю, это совсем ни к чему. Забудь о том, что произошло.
– Не могу. – Лунев отпил вина и внимательно посмотрел на Мягкову. – Есть кое-что, о чем ты еще не знаешь, Ангелина. Никто не знает, кроме меня.
– Очень интересно. – Опершись локтями о стол, Мягкова подалась корпусом вперед. – Давай, удиви меня, Андрей.
– Эта недавняя авария Дмитрия Горелова… Она какая-то странная, не находишь? – Лунев принялся машинально ковырять баклажаны в тарелке. – На пустынной дороге, ни с того ни с сего… Мне она все не дает покоя.
Как и ожидал Лунев, то, что было выстроено в его тарелке, упало набок. При этом брызги красного соуса попали на его рубашку.
Мягкова, смерившая Лунева насмешливым взглядом, казалось, едва сдержала улыбку.
– Если тебе интересно, то ты меня не удивил. – Мягкова снова взялась за вилку и нож. – Это дело закрыто. Поэтому забудь.
Лунев промокнул соус белой тканевой салфеткой с золотым узором.
– Правда? Тогда что ты скажешь на то, что я обнаружил его предсмертное письмо прокурору Бужанову? – Отложив салфетку в сторону, он внимательно посмотрел на переставшую жевать Мягкову.
Теперь Лунев был доволен тем, какую реакцию ему удалось вызвать у этой ледяной красавицы.
– Что? – Она закашлялась. – Какое еще письмо?
Едва успев задать вопрос, она схватила бокал, наполненный водой, и принялась пить, чтобы справиться с кашлем.
– В его компьютере было письмо, написанное за два часа до гибели, – продолжил Лунев, наблюдая за собеседницей. – В нем, к сожалению, ничего не разъяснялось конкретно. Но Дмитрий Горелов писал, что в детском доме творятся страшные вещи. Хотя, мне кажется, должна быть и другая версия этого письма.
– О чем ты? – Глаза Мягковой жадно вспыхнули.
Увидев этот азарт, Лунев мысленно улыбнулся и подумал: «Не такая уж ты и холодная, как хочешь казаться». Но вслух он произнес совсем другие слова:
– После развода он жил в дачном поселке Отрадный. – Лунев положил вилку и вытер рот салфеткой, надеясь, что это получилось у него достаточно элегантно. – Может, там хранится черновой вариант письма с более подробным объяснением, которое он просто побоялся отправлять в письменной форме.
Прищурившись, Мягкова смотрела на Лунева. По тому, как она барабанила пальцами по столу, можно было угадать ее едва сдерживаемое волнение. Внезапно встав, Мягкова подала знак своим телохранителям, которые мгновенно оказались рядом с ней. Лунев не слышал, что она им говорила, но сразу после короткого разговора они покинули кафе.
– Андрей, – сказала Мягкова, вернувшись за стол, – я хочу попросить тебя об одолжении. Ты мог бы сделать для меня одну вещь?
Она посмотрела на него так, что он просто не посмел бы ей отказать, даже если бы она потребовала вонзить официанту в спину вилку или тупой столовый нож.
– Конечно! – ответил Лунев с готовностью.
– Я хочу, чтобы ты поехал на дачу к Горелову и нашел это письмо, если оно, конечно, на самом деле существует. – Мягкова добавила тихим голосом: – Но, поскольку это противозаконно, это нужно сделать прямо сейчас, поздним вечером, пока никто ничего не пронюхал. – Она погрозила Луневу пальцем, как панночка в известном фильме «Вий». – Только об этом не должна знать ни одна живая душа, кроме нас с тобой. Я не хочу огласки, пока мы ни в чем не уверены. Так ты сможешь сделать это для меня?
– Да, – кивнул Лунев.
А в его голове в этот момент пронеслось: «Все что угодно». Завороженный ее голосом, как звуками песен сирен, он не просто был готов, а хотел совершить какой-то поступок для этой женщины.
– В таком случае я сама отвезу тебя в поселок. – Мягкова жестом показала официанту, чтобы тот принес счет, и продолжила: – А еще я обещаю тебе, что собственноручно перепроверю дела об усыновлении детей. – Она улыбнулась. – Ради твоего спокойствия.
– Спасибо, – ответил Лунев неожиданно севшим голосом.
Он никак не ожидал такой чуткости от холодной Мягковой. Растроганный ее поведением, Лунев проникся еще большей симпатией к этой удивительной женщине.
Заложив одну руку за спину, вышколенный официант опустил кожаную книжку с чеком на стол и удалился. Мягкова тут же достала из сумочки зеркало и, глядя в него, принялась поправлять прическу. Лунев открыл книжку и оторопел от суммы, указанной в чеке. Сначала он решил, что им ошибочно принесли чужой счет. Но, увидев, что в чеке указаны всего два скромных блюда и бутылка вина, Лунев понял, что нет никакой ошибки. Сумма, которую он сейчас должен был заплатить, составляла четверть его зарплаты.
Лунев почувствовал себя как бедный студент, пригласивший девушку в заведение, которое ему было не по карману. Словно прочитав его мысли, Мягкова посмотрела на него взглядом обладательницы породистой собаки с родословной, проходящей мимо хозяина дворняги. Под этим высокомерным взглядом Лунев отсчитал нужную сумму и положил в книжку. Его смущение сменилось страстным желанием подчинить Мягкову своей воле. А где, как не в постели, мужчина может доказать свое превосходство?
С этими мыслями Лунев встал из-за стола и, одевшись, собрался идти к выходу. Но заметил, что Мягкова по-прежнему сидит, не сводя с него взгляда, полного презрения.
В ответ на его немой вопрос она процедила сквозь зубы:
– Ты не хочешь помочь мне встать, как это принято в приличном обществе?
Лунев, едва справившись с желанием съязвить что-нибудь о том, что Мягкова еще пока в состоянии сама подняться, отодвинул стул, на котором она сидела. И, когда она встала, задвинул его, желая показать, что прекрасно знает правила этикета.
– Шубу подать не забудь, – металлическим тоном произнесла Мягкова. – Я выгляжу с тобой как посмешище.
Не произнеся ни слова, Лунев снял шубу с вешалки и помог ей одеться. Мягкова даже не подозревала, что в этот момент его сознание рисовало такие картины «расправы» над ней, которые мог придумать только человек с богатым воображением. Лунев решил, что, когда они с Мягковой окажутся на пустынной даче Горелова, он ей покажет, кто настоящий хозяин, а кто раб. Точнее, рабыня.
Эта мысль не согревала душу. Лунев понимал, что рассуждает, как мальчишка, мечтающий о недостижимой женщине. Такие, как Мягкова, никогда не связываются с безвестными охранниками государственных учреждений.
