Бодя Марник, капитан,Каждый вечер в сиську пьян!Ох какой же он болван —Бодя Марник, капитан!Так убейся об стакан,Вечно пьяный капитан!
Две последние строчки Бенедикт не поленился повторить, включив динамик на кухне.
Наспех придуманная песенка возымела действие. Блевальщик перестал пачкать стену и замер, стараясь сообразить, кто это тут распевает его голосом. Оба почти невменяемых на кухне стали почти вменяемыми и захихикали в лицо начальнику склада. А сам побагровевший капитан Марник резко прекратил икать. Потом запыхтел, с трудом выгребся из-за стола и заехал с правой и с левой по двум источникам хихиканья. Это получилось у него так удачно, что сидевшие за столом «представители» перестали смеяться и сползли по стеночкам на пол. А начсклада вновь сжал кулаки и, пошатываясь, направился в коридор, чтобы разобраться с тем, кого он считал исполнителем дурацкой и оскорбительной песенки.
«Исполнитель» так ничего и не успел сообразить и, скорее всего, даже не заметил, что в лицо ему устремился увесистый капитанский кулак. Скользнув подошвами по собственной блевотине, он отлетел к двери туалета, встретился с ней спиной и тоже оказался на полу.
– Я т-тя отучу хрень всякую распевать, я т-тя отучу! – приговаривал Марник, охаживая его ногами по ребрам. – Ты у меня сам убьешься, Киркоров недоделанный!
Незнакомая фамилия заставила Спинозу быстренько пробежаться по базам данных. И в результате поисков личность начальника склада отдельного танкового батальона вооруженных сил Флоризеи представилась ему в новом свете. Ну никак он не ожидал, что специалисту по учету и хранению запчастей известен какой-то древний земной певец, чуть ли не современник легендарного Орфея, растерзанного толпой поклонниц!
Между тем разъяренный Марник принялся возить «исполнителя» носом по собственной его, «исполнителя», блевотине, а потом подтащил к люку и вышвырнул из бронехода. Парочка слегка очухавшихся собутыльников сумела покинуть супертанк уже без содействия немного успокоившегося капитана.
– Чтобы духу вашего здесь не было! – рявкнул начальник склада, наблюдая за тем, как они пытаются поставить на ноги «исполнителя». – А то как разобью стакан и нанесу вам рваных ран!
И опять же, будь Спиноза сапиенсом, он не удержался бы от восклицания, услышав последнюю фразу Марника. По поэтичности она, пожалуй, не уступала хрестоматийному, пришедшему из Темных веков: «Вы хочете песен? Их есть у меня!»
К чести капитана надо сказать, что бушевал он недолго. Троица собутыльников еще не успела удалиться от танка, как Марник связался с авторотой и приказал выделить какой-нибудь транспорт для доставки «представителей» обратно в столицу.
– Нахреначились в дупель, – нетвердым голосом пояснил он, – физиономии друг другу поразбивали… И меня, понимаешь, споить пытались, да я не дался. Ни к чему нам такие поставщики!
Но и после этого капитан не оставил привычки притаскивать в расположение части все новых и новых собутыльников. И однажды, во время очередного пьяного толковища на кухне, Бенедикт понял, что мир начал меняться.
Запив водку соком, капитан Марник одобрительно причмокнул и пощелкал пальцем по литровой бутылке с красивой этикеткой.
– Хороший продукт «Сокоманская Империя» наладилась выпускать! И заметьте, господа, – он покачал поднятым вверх указательным пальцем, – Лабея в этом плане заполонила наш рынок. А у нас что – своих фруктов мало? А мы что – соки делать не умеем? Отечественные, флоризейские!
Тут завертелся разговор о необходимости поддерживать местных производителей, а Спиноза ринулся наводить справки в своих источниках. И оказалось, что компания Троллора Дикинсона вновь называется «Сокоманской Империей», а не «Царством соков», как стала она именоваться в изменившейся реальности. Бенедикт полез копаться дальше и установил, что авторство теории подпространственных перемещений вернулось к Дмитрию Паламарчуку, а Челлик и Рубайдан ушли в тень. Правда, Роберт Шекли – это имя Спиноза, конечно же, не забыл, как не забыл он и все остальное из прошлой реальности, – так вот, Роберт Шекли оставался Робином Кшели, но супертанк надеялся, что это ненадолго. Мир откатывался к прежней реальности, где не было никаких мятежных планет, а значит, в любой момент жизнь танкового батальона могла измениться. Изменится и информация, заложенная в его, Бенедикта, «кису», и эта информация будет наконец соответствовать его воспоминаниям. Всколыхнувшаяся Вселенная возвращалась в предыдущие формы, проявляя свои неведомые ранее свойства. Но Спиноза был уверен: вернется не все. Нижний слой Авалона, в котором они побывали в прежней реальности, теперь недоступен, и они не мотались по его просторам. Парадоксально, но факт: с одной стороны, именно проникновение туда супертанка и группы личностей привело к закрытию этого слоя, а с другой стороны, никакого проникновения как бы и не было. Вернее, не «как бы», а просто не было – в теперешней и единственной реальности. И только он, супертанк, созданный с применением архамассы, хранил в своей памяти воспоминания о разных реальностях.
Подумав об этом, Бенедикт Спиноза утвердился в своем мнении: он – воистину уникальный объект-субъект мироздания. Правда, в точности определения «объект-субъект» он был не совсем уверен, но комплексовать по этому поводу не стал. В конце концов, не его забота – давать точные формулировки понятий, столь далеких от функциональных обязанностей боевой машины.
