Лгала себе, будто не могла ничего предпринять, чтобы приостановить эту сходящую лавину насилия. Соланж считала это трусостью, а трусость преступлением.
Молчать, когда все в ней говорит. Бездействовать, когда все вокруг требует действий.
Она приблизилась к стенам завода отца и остановилась. Оставалось сделать всего один шаг.
В эту минуту центральные ворота открылись, и Соланж узнала Анри, управляющего делами Варенкура. Он грубо вытолкнул кого-то.
– Пошел вон! И чтобы больше не появлялся здесь.
После чего обернулся в сторону реденькой группы людей, высыпавшей из цехов.
– Услышу что-то подобное от остальных – простым увольнением не отделаетесь! Глазом моргнуть не успеете, как окажетесь в руках СС.
Она опустила голову, вздохнув. Вполне в духе ее отца. Если до этого у нее были какие-то сомнения, то в этот момент они окончательно рассеялись.
Анри ушел, а ворота остались открытыми. Соланж медленно вошла во дворик, оглядывая толпу. Рабочие, нахмурившись, расходились по цехам. Того, кого она искала, среди них не было.
Неожиданно ее окликнул чей-то голос. Она обернулась.
– Мадемуазель Варенкур… Соланж, – Хорхе Лунес не знал, как обращаться к ней.
– Хорхе, – тронутая такой реакцией, она невольно улыбнулась.
– Вы, наверное, к отцу пришли?
– Нет, я к вам, я искала кого-то из вас… – неловко запнулась Соланж. – Как вы? Вы… вместе?
Он покачал головой, и это едва ли не успокоило Соланж. Словно теперь она могла спокойно вернуться в свой тихий дом и сказать себе: «Моя совесть чиста, я исполнила свой долг».
– Нет. Лучше вам переговорить с Сесаром.
Соланж опустила глаза, чтобы под длинными ресницами скрыть свое невольное разочарование.
– Я позову его.
Хорхе ушел, а она осталась ждать. Вот она и сделала последний решающий шаг к разверзающейся пропасти.
* * *
Сесар подошел бесшумно и остановился чуть поодаль, задумчиво глядя на нее со спины. Она как будто очнулась и обернулась. Он изменился. А может, она раньше никогда и не вглядывалась в его мужественное лицо.
– Соланж, что привело вас сюда? – спросил он с легкой тенью удивления.
– Вы можете поговорить со мной?
– У меня есть пять минут. Дольше я не могу отсутствовать на рабочем месте.
– Хватит и пяти минут.
– Как вы? – спросил он.
Но она почти перебила его:
– Нет, скажите, как вы? Как группа? Продолжаете ли вы бороться…
– Да, – ответил он после секундного молчания.
– Я хочу… я должна вернуться, – поправила она саму себя. – После того случая я не могла спать, мне каждую ночь снились кошмары. Я думала, никогда не смогу вернуться назад, потому что не смогу забыть. Думала, никогда не захочу вернуться. Но сейчас просто невозможно стоять в стороне и смотреть, как все вокруг рушится. Я должна это сделать.
Она выпалила это эмоционально и быстро. Сесар молчал.
– Группой все еще руководит Венсан?
– Группа практически распалась после того случая. Ловаль ушел. Он организует вокруг себя партизанский отряд для ведения вооруженной борьбы в лесах и в горах. Маки, может, вы слышали? Хорхе примкнул к тайным профсоюзам. Выбрал саботаж.
Сесар пристально посмотрел на нее.
– Нас осталось четверо.
Сесар, Ксавье, Ева и Венсан.
– Значит, нас будет пятеро.
* * *
Сесар без стука вошел в конспиративную квартиру, приоткрыв дверь и пропустив Соланж. Она нервно остановилась на пороге. Для нее возвращение сюда было болезненным, но необходимым, как операция, которая нужна, чтобы выжить, как бы опасна и болезненна она ни была.
– Пойдем, – тихо и с пониманием сказал Сесар.
Все трое были в сборе. Венсан что-то говорил, но, замешкавшись, замолчал, как только она переступила порог. Ее появление было неожиданным.
У Соланж не нашлось слов, чтобы объясниться. И Сесар начал первым:
– Она думает вернуться…
– Я хочу этого.
Венсан был удивлен ее решимостью.
– Только сейчас будет совсем другая борьба, совсем другой риск. Ты объяснил ей, Сесар?
Испанец промолчал.
– Теперь наша борьба вынужденно примет другие формы, более… жесткие, – он наконец подобрал слово. – Нам нужны любые руки. Но вот нужно ли это тебе?
– Да, – ответила она с непонятно откуда взявшейся уверенностью.
– Ну, хорошо. Тогда вопрос закрыт, – резюмировал Кара.
Взгляд Соланж упал на Ксавье, и она невольно содрогнулась от нахлынувших воспоминаний. Он вырос за этот год, хотя лицо его все еще оставалось мальчишеским. Немного угрюмое и спокойное лицо ребенка; невозможно было и вообразить, в каком страшном преступлении он был повинен.
* * *
Соланж любила гулять по городу. Хотя в первые дни войны она закрывалась у себя, не желая впускать разруху в свой мир. Выросшая в роскоши и красоте, она инстинктивно боялась хаоса, который царил на улицах. И только сейчас, чувствуя, что она хоть что-то делает для мира, она могла открыто смотреть вокруг. Видеть и осознавать жестокую правду практически стало ее потребностью.
И все же еврейские кварталы Соланж старалась обходить стороной. С приходом немцев обозначилась четкая грань между европейцами-полуарийцами и евреями.
В этот раз она шла мимо, вглядываясь в немые стены, за которыми шла неведомая ей жизнь.
Соланж остановилась в проулке, опираясь о холодную штукатурку ладонью, и задумалась. Это было место, лишенное всяких надежд… Неожиданно среди этих убогих домов она заметила утонченный женский силуэт. Женщина обернулась лишь на миг, и Соланж отпрянула, теряясь в тени дома. Она узнала Еву. Из соседнего дома вышла другая женщина. Следом выбежали двое детей: мальчик лет шести-семи, и девочка на пару лет старше. Ева достала из маленькой сумочки стопку банкнот и передала женщине. Та приняла деньги как благословение, с благодарностью на лице. Выражения лица Евы Соланж не видела. Они простояли и проговорили еще пару минут, а после Ева тихо ушла. Соланж еще глубже спряталась в тень, наблюдая за ее удаляющимся силуэтом.
* * *
С улицы веяло зимним холодком. В такую погоду невольно хотелось закрыть все окна и остаться дома, в тепле, греясь у каминного огня с чашкой горячего чая. Но Соланж с радостью выскользнула в морозный день.
Это было воскресенье, первое за долгие месяцы, когда они вновь соберутся вместе. В полдень все уже были на конспиративной квартире.
Венсан на пару минут отошел в другую комнату, а когда вернулся, в его руках был небольшой деревянный ящичек. Он поставил его на стол и снял крышку. Внутри вырисовывались черные корпуса пистолетов, проложенные слоями рыхлых опилок.
