Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 86
Я ужаснулся.
– Так плохо, да?
– Погано. Ты ему антибиотики хоть колол?
– Дважды в день.
– И то ладно, – сказал дядя Варлам, чуть-чуть смягчившись. – И все равно ты обормот.
– Это еще почему? – возмутился я.
– Потому что рано или поздно плохо кончишь. Тебя кто-нибудь просил пускаться в бега?
– Но Джафар…
– Это его дело, – отрезал дядя. – Если нашкодил один, то почему расплачиваться должны двое? Тебе это в голову не приходило?
– Но я сам…
– Потому и обормот. Один пустоголовый юнец стреляет из рогатки без всякого смысла, из чисто хулиганских побуждений, а второй помогает ему скрыться. Оба дураки.
Сказать, что мне стало обидно от этих дядиных слов, значит ничего не сказать. Был бы я один – ушел бы немедленно, хлопнув дверью. Впоследствии я не раз спрашивал себя: не из-за этой ли обиды я ничего не сказал дяде Варламу о неизвестно чьих Вратах на склоне Одинокой горы?
А дядя нацедил себе из бочонка еще стаканчик пива. Нацедил и мне.
– Будешь? Ну нечего, нечего строить тут мне оскорбленную невинность! Пей.
Я выпил. Пиво оказалось холодным, видать, только что из погреба, и с какой-то отдушинкой – не иначе дядя опять экспериментировал с травяными настоями. Наш, твердианский напиток. Господин Мбути, свихнувшийся на Земле и землянах, обмолвился как-то раз, что в метрополии не продают пиво детям, не достигшим девятнадцатилетнего возраста, – так весь класс от хохота под парты сполз, корчась и подвывая. Восемнадцатилетние у них – дети! Умора. Хотя чего еще ждать от уродов? Мне-то, конечно, доводилось пробовать и что покрепче, особенно когда не хотелось ударить в грязь лицом перед парнями, а только пиво – это пиво. Против него и мама никогда не возражала. А что от пива брюхо растет, так это чушь. Кто работает в поле, у того брюхо не вырастет. Да и не только в поле. Вон у дяди, например, нет и намека на пивной живот, хоть он и наполовину горожанин. У него не ферма, а одно название – и крошечная, и до окраинных домов Штернбурга от нее за пять минут дойдешь.
– Ты дважды сделал глупость, – сказал мне дядя Варлам, смахнув тыльной стороной ладони пену с губ. – Во-первых, ввязался в эту нелепую историю… Молчи! Глупость, по-видимому, заразна. Джафар твой – конченый придурок, и вы с ним одного поля ягоды. А во-вторых, ты сам рассказал мне, как Джафар, когда его угораздило ногу сломать, уговаривал тебя пойти на запад, а не на север. Ты его не послушал.
– Но я же был прав!
– Да, ты был прав. Повернув на запад, вы ничего не выиграли бы во времени да еще угодили бы в лапы полиции. Но если Джафару отрежут ногу, то в глазах его семьи виновным в этом будешь ты и только ты. – На меня уставился дядин указательный палец. – Так и будет, даже не сомневайся. Одна ошибка волочит за собой целый хвост других. Твое счастье, что Джафар сломал только ногу, а не шею!
Само собой, я полез спорить, но тут направленный на меня дядин палец поднялся кверху.
– О! – сказал дядя. – Это врач. Ступай-ка на чердак, подожди там.
Никакого звука, свидетельствующего о прибытии врача, я не услышал, но решил, что дяде виднее. Наверное, на такой случай у них имелась своя особая сигнализация, недоступная непосвященным. Понятно было, зачем дядя Варлам отсылает меня, – чтобы я не мог описать, какой он внешности, этот врач. Разумно, хотя обидно.
Впрочем, обижался я недолго, как раз столько времени, сколько понадобилось, чтобы забраться по приставной лестнице на чердак. Расположившись наверху на кипах старых газет, я начал соображать.
Нет, мама все-таки знала, к кому нас направить! С самого начала мне стало ясно, что дядя Варлам не собирался выдавать нас, а теперь еще оказалось, что у него есть какие-то тайные дела и связи! Кто этот врач? Я пошуршал пыльными газетами, но никаких щелей в полу не обнаружил. Ладно… Может, и вправду будет лучше, если я не узнаю лишнего. Конечно, я не сомневался в своей способности выдержать без стона любую «обработку» в полицейском участке, но и до меня дошло: кто ничего не знает, тот уж точно не выдаст. Но интересными вещами, оказывается, занимается дядя Варлам!
На чердаке было жарко. Очень скоро я взмок и рискнул приотворить слуховое окно. Вечерело. За освещенными закатным солнцем кронами деревьев кой-где виднелись черепичные крыши – там начинался Штернбург. Валил черный дым из кирпичной трубы на заводской территории. В хлевах соседней фермы мычало и хрюкало, ветерок доносил оттуда запах навоза. По дороге с насаженными вдоль обочины деревьями-свечками лениво катилась повозка с двигателем в одну лошадиную силу. Двигатель мотал головой и хвостом, отгоняя насекомых. Скукота, как и ожидалось. Да и что интересного может произойти в Штернбурге, когда даже в нашем Степнянске оно происходит не каждый месяц?
Я лег на пол, прижался ухом, но не смог расслышать, о чем говорили внизу врач и дядя Варлам. Так, невнятное бормотание типа «бур-бур-бур». По идее Джафар должен был вопить или хотя бы охать, когда врач ставил ему на место поломанные и смещенные кости, – но и этого не было слышно. Наверняка дядя Варлам кольнул Джафара чем-нибудь усыпляющим, прежде чем допустить к нему врача. А то странно получается: меня выгнали, чтобы я не смог опознать врача, а Джафару, выходит, можно? От нечего делать я стал рассматривать газеты.
Все они были древними, самая свежая – десятилетней давности. Страницы пожелтели, а бумага норовила распасться в руках. Сначала я даже одобрил ее намерение, потому что все равно там не было ничего интересного: сообщения о новых стройках, об отвоеванных у джунглей и пустынь землях, о всенародном ликовании по поводу перевыборов нынешнего премьер-губернатора на новый срок, о мерах, предпринимаемых Администрацией против засух и наводнений, ну и прочая скука в том же роде. Потом на глаза мне попалась заметка, отчеркнутая карандашом. В ней сообщалось о единодушном воодушевлении, с которым колонисты Тверди встретили известие о пресечении силами правопорядка деятельности подрывной группы «Укоренение». Только это и больше ничего. Совсем маленькая заметочка.
Пожав плечами и убедившись, что кроссворд на последней странице целиком разгадан, я перешел было к следующей ветхой газете – и вдруг замер. Постойте-постойте! Это что же получается – у нас на Тверди была «подрывная» группа? Не просто общее недовольство положением дел, а реальная организация?
А то и получается, что была! Когда бишь эти сволочи «пресекли ее деятельность»? Пятнадцать лет назад. Давнее дело, никто уже и не помнит о нем. Мне, во всяком случае, никто не рассказывал о каких-то там подпольных группах недовольных. Это ж как должно было допечь людей, чтобы они объединились в какую-то группу!
Некоторое время я размышлял об этом. Мы, твердиане, народ в общем-то покладистый, особенно взрослые. Бывало, бесишься от невозможности ничего изменить и встречаешь только словесное сочувствие. Ну да, мол, все у нас плохо, метрополия стрижет нас, как баранов, Администрация – сплошь шкуры и лизоблюды, премьер-губернатор – гнида и так далее. На слова-то все щедры, тем более что за слова у нас обычно не наказывают. А предложи любому недовольному место третьего заместителя регионального инспектора при Администрации – запляшет от радости и мигом сменит лексику. Вот такие мы, твердиане.
Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 86
