Питер понимал, что его главная задача состоит в том, чтобы держать Митчелла подальше от Саванны и от сестер Ривер.
Он встал, засунул руки в карманы джинсов и принялся расхаживать по гостиной.
— Советую вам троим хорошенько подумать над последним предложением, — резко сказал он. Его душил гнев, но не на Эмбер, а на собственное бессилие.
— Не заметила, чтобы кто-то из нас спрашивал твоих советов! — воскликнула она, поднимая на него сверкающие зеленые глаза.
Питер чувствовал себя последним негодяем. Ему претила роль бездушного типа, который не замечает чувств других людей, но он не мог вести себя иначе. В противном случае здесь появится Митчелл, которому даже притворяться бездушным не нужно.
Он сделал выбор в пользу «Универсал маркет» и сжег за собой мосты. Ему придется отказаться от Эмбер именно потому, что она так много для него значит. Нельзя позволить, чтобы личная жизнь мешала работе. Он должен уйти, зная, что Эмбер будет всю жизнь его ненавидеть. Но эта цена его неосторожности, и Питер готов был ее заплатить.
— А я все равно советую, — невозмутимо произнес он. — Митчелл не из тех людей, кто принимает отказ.
— В таком случае у вас много общего, — съязвила Эмбер, но ее ясные глаза потускнели.
Она хотела оскорбить его и добилась своего. Как бы это ни было неприятно, Питеру пришлось признать справедливость ее слов. Они с приятелем в самом деле были похожи: одного возраста и достатка, успешно строившие свою карьеру. Оба были и собирались оставаться холостяками.
Митчелл уверял, что даже самые привлекательные и интересные женщины утомляют его после двух-трех дней совместной жизни. Он поклялся, что если когда-нибудь встретит женщину, которая не наскучит ему за неделю, то немедленно предложит ей руку и сердце.
А Питер не собирался жениться вообще, если только не случится что-то невероятное. Например, придет любовь. И только любовь.
Когда они с Эмбер играли в теннис, он чувствовал, что желает ее. Его влекло к ней, но это только физическое влечение, говорил он себе. Ни в коем случае нельзя позволить чувствам взять верх над рассудком.
В юности он твердо усвоил урок, что женщины — это бездушные и порочные существа, которые хотят заполучить сердце мужчины и использовать его как оружие против него самого.
— Оскорблениями ситуацию не исправишь, — ровным тоном сказал он.
— Может быть, — со вздохом ответила девушка. — Но мне стало лучше.
Питер пожал плечами.
— Тогда не стесняйся. Можешь ругать меня последними словами.
Эмбер задумчиво посмотрела на собеседника.
— Питер, можно я задам тебе один вопрос? Он замер и настороженно взглянул на девушку.
— Попробуй.
— Ты хорошо спишь по ночам?
Последние двое суток — хуже некуда, а обычно очень хорошо. Но этот ответ ее не порадует.
Питер заставил себя говорить спокойным, дружелюбным голосом.
— Эмбер, чтобы ты ни думала обо мне лично, Митчелл делает тебе очень хорошее…
— Меня не интересует, что там делает Митчелл! — яростно воскликнула девушка, вскакивая. — До последнего времени я ничего не знала об этом человеке и предпочла бы и дальше оставаться в неведении! Мне хочется узнать, каково это, работать на настоящего бандита…
— Осторожнее, Эмбер, — мягко прервал ее Питер. — Я понимаю, что ты очень расстроена, но я советую тебе не говорить того, о чем пожалеешь, когда успокоишься. Ни я, ни Митчелл никогда не совершали ничего противозаконного.
— Противозаконного — может быть, — неохотно признала она. — Но есть такие понятия, тебе, возможно, незнакомые, как мораль и нравственность…
— Спасибо, что сказала, — ледяным тоном произнес Питер. — Но в деле сестер Ривер я не совершил ничего, что дало бы тебе право предъявлять мне такие обвинения.
— Да ты просто не замечаешь! — воскликнула Эмбер. — Или, по-твоему, это в высшей степени нравственно — пытаться соблазнить одну из нас, чтобы посеять между нами раздор?
Глаза его опасно сощурились.
— Ты имеешь в виду себя?
— Кого же еще! — уверенно произнесла она, но в ту же минуту в сердце закралось сомнение, и девушка подозрительно взглянула на Питера.
— Даже и не думай так, Эмбер, — предостерег он. — Пока что мне удавалось держать себя в руках и не отвечать на твои обвинения и оскорбления. Но если ты продолжишь идти по этой опасной тропинке, я не отвечаю за последствия!
— Ты вообще…
— Эмбер, мне кажется, этот разговор ни к чему хорошему не приведет и пора нам его прекратить, — оборвал ее Питер, чувствуя, что еще несколько секунд, и он поцелуями заставит ее замолчать. Она очень хорошела, когда злилась, и ему хотелось усмирить эту буйную валькирию.
Но сейчас поцелуи только все испортят.
— Возможно, благодаря установившимся между нами… дружеским отношениям ты решила, что имеешь право врываться в мой номер и обвинять меня во всех смертных грехах. — Он мрачно усмехнулся. — Но я не согласен…
— Дружеские отношения?! — Она чуть не задохнулась от возмущения. — Питер, мы никогда не были друзьями…
Эмбер неожиданно замолчала, потому что губы Питера не дали ей договорить. Он не мог ничего с собой поделать. Невозможно было просто стоять, когда Эмбер смотрела на него с нескрываемой ненавистью и презрением. Питер не считал, что поцелуй поправит ситуацию, нет, он просто не сдержался.
Пусть все горит огнем! Пусть Питер Бомовски навсегда потеряет часть себя, но сейчас единственно важными во всем мире были ее губы и тонкий запах волос…
6
Надо остановиться. Прямо сейчас.
Но Эмбер не могла решиться. Она знала, что это волшебство никогда больше не повторится, что теплые и твердые губы Питера касаются ее последний раз, и хотела как можно полнее насладиться его объятиями.
Она жаждала его ласк. Жаждала Питера.
Эмбер взъерошила его волосы, наслаждаясь нежным ощущением. Поцелуй тем временем стал интимнее и беззастенчивее, язык Питера проникал все глубже в сладкие тайники ее рта.
Она не воспротивилась, когда его умелые и ласковые руки проникли под рубашку и стали поглаживать нежную кожу на груди и талии. Непривычная к мужской близости, она с удивлением ощущала, что тело отзывается на его прикосновения, и чувствовала возбуждение каждой частичкой своего существа.
Эмбер застонала, когда он оторвался от ее губ и стал осыпать поцелуями шею, ключицы, плечи, постепенно опускаясь ниже. Незнакомые ощущения наполняли ее — внизу живота скапливался тягучий жар, мучительный и восхитительный, а по венам стремительно тек жидкий огонь.
Питер расстегнул замочек на бюстгальтере, медленно снял его вместе с рубашкой — и на секунду замер, пораженный красотой Эмбер. Затем приник ртом к манящим округлостям. Эмбер откинулась и закусила губу, чтобы не застонать слишком громко. Она таяла, как воск на солнце, и мечтала только, чтобы блаженное мгновение не кончалось. Рядом с этим мужчиной ей было хорошо и спокойно, она ничего не боялась.
