Книга Мэри Роуз - Шарлотта Лин

— Корабль, о котором я говорю, перевозит с побережья на побережье тысячу ваших людей. Если милорд Саффолкский потеряет их по той причине, что корабль затонет, это может сказаться на успехе наступательной операции.

— А почему один из наших кораблей должен затонуть? Это вам прочла по руке одна из тех обманщиц, которые ошиваются на Чипсайде?

— Нет, — сдержанно ответил Роберт. — Я сам обнаружив это, когда проводил осмотр кораблей Вашего Величества. Каракка, которая меня смущает, имеет две орудийные палубы и четыре падубы на форкастле, поэтому она самым ужасным образом перегружена, а центр тяжести находится недостаточно низко. В результате она не так маневренна, как это нужно для боевого корабля. Кроме того, она качается при малейшем бризе, что мешает ей выполнять (роль боевой платформы и грозит превратить битву в катастрофу.

— Вот как, вот как. Значит, катастрофа. — Король недовольно оттолкнул придворного, который хотел обратиться к нему с другой стороны. — И вы разбираетесь в таких тонкостях? Такой хилый парень, как вы, которому скорее место в канцелярии, чем на реях, натягивающихся на ветру?

В животе у Роберта все сжалось.

— Ваше Величество не поставили бы меня надзирать за своими кораблями, если бы я был на это не способен, — произнес он, изо всех сил пытаясь сдержать давление в груди и горле, но было слишком поздно. Его горло втянуло воздух, он икнул. Недуг одолел его. Верх унижения.

— Вам нехорошо?

— Нет, мой король. — Новый «ик» получился громче. Кто-то из мужчин за спиной короля захихикал. — Вы платите мне за то, что я читаю корабли, как другие люди… ик… тексты законов. Моя канцелярия… ик… это окружающее нас море.

— Скажите-ка, разве ваш отец не разводил скакунов? — вмешался в разговор мужчина с узким змееподобным лицом. Он стоял рядом с кардиналом Уолси: Томас Говард, сын герцога Норфолкского, пожалуй, самый ядовитый из всех придворных и подлый противник реформ.

«Скажите-ка, разве ваш отец не сражался на Боксфордском поле против дома Тюдоров?» — хотелось возразить Роберту, но вместо этого он снова икнул.

— Луковый настой поможет, — заметил Норфолк.

— От чего?

— От икоты вашей.

— Вы нас утомляете! — Король Генрих вздохнул, словно девица. — Сейчас мы хотим знать, какой из наших кораблей стал таким бельмом на глазу для нашего господина смотрителя.

Роберт набрал в легкие побольше воздуха, на миг прикрыл глаза.

— Это… ик… «Генри Грейс э’Дью», мой король.

Раздался смех.

— Кажется, я ослышался, — вырвалось у Генриха, который от удивления даже забыл использовать множественное число.

— «Генри Грейс э’Дью»… — зашептались стоявшие вокруг придворные, словно кучка молочниц.

— Мой король, не пора ли нам за стол? — заныл кардинал, уже вспотевший под своей моццеттой. Лицо его было красным. — Если рагу из павлинов слишком долго держать в тепле, оно будет не таким нежным, а паштет слипнется, словно клей. Тогда его сразу можно будет бросить челяди, которая ждет поживы под воротами и которую мы обычно кормим потрохами.

Король обернулся. Повсюду считалось, что не он, а этот толстяк в красной мантии правит Англией, пока Генрих развлекается, охотится и играет в теннис.

— Вы полагаете, что нужно послать господина смотрителя к черту, ваше преосвященство? Но когда речь идет о моих кораблях, мы с чертом можем и потягаться.

— Это понятно, ваша милость. Но ведь подобную неприятность необязательно обсуждать именно на Троицу.

— Вы слышали, сэр, — король Генрих снова обернулся к Роберту. — Ваше дело выслушали, хотя оно и кажется нам дерзким. А теперь наберитесь терпения, мы проверим сказанное вами.

— Мой король, пока я буду набираться терпения, это может стоить вам тысячи… ик… стрелков.

— Во имя Неба, приятель, какое вам дело до наших стрелков?

— Один из них — калека, — вырвалось у Роберта, который осознавал, что контроль над ситуацией постепенно ускользает от него.

— Вы стоите здесь и утверждаете, что наш флагман — плавучая скорлупка. И в довершение всего вы заявляете, что в качестве стрелков мы используем калек? Что нам с вами делать, карлик? Послать на эшафот или посмеяться? — Судя по всему, король уже принял решение. — Калека даже не сможет натянуть длинный лук, — продолжал он под хохот окружающих, — равно как и вы, карлик. А мы не позволяем себе иметь ни карликов, нм калек. Длинный лук — гордость Англии!

— Человек, о котором я говорю, аркебузир, — ответил Роберт.

Хохот Генри превратился в ржание.

— Аркебузир! Но они все равно не умеют целиться! Что делает это позорище на нашем корабле?

Роберт понурился и сдался. Сегодня он проиграл, а его проклятый недуг только разыгрался. Господа, державшие в руках судьбы дождливого острова, пойдут к столу, шутя и чавкая, а сам он должен будет довольствоваться тем, что власть близко, стоит лишь протянуть руку.

— Только не плачьте, — потрепал его по плечу король. — Если вы гак отчаянно защищаете свое дело, значит, в этом что-то есть. Мы подумаем об этом. А своего брата, или кто там этот калека с аркебузой, пошлите домой, если он вам так дорог. Подготовьте извещение. О пересылке мы позаботимся.

«Хоть что-то, — подумал Роберт. — Хоть что-то». Маленькая победа бальзамом пролилась на израненную гордость.

Шесть дней спустя прибыл курьер с сообщением из Кале. Произошел военный инцидент. Во время перестрелки «Генри Грейс э’Дью» получил пробоину, поскольку не успел совершить спасительный маневр. А затем пришлось производить очень рискованные маневры, чтобы вывести флагманский корабль в порт Кале, дабы он не утонул вместе со всеми, кто был на борту. Герцог Саффолкский хотел отправить его домой, как только корабль кое-как подлатают. «Чтобы мне сделали этот корабль, — строки его письма были полны гнева. — Огромные пьяные качели мне ни к чему».

А тем временем в жизни Роберта произошло кое-что другое. Впервые в жизни он отвлекся от кораблей и не мог отпраздновать свой триумф, как подобает.