Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 52
По данным опросов, проведенных в России в 1996 году[83], доля женщин в возрасте 20–24 лет, состоящих в фактических браках, была равна 22 %, в незарегистрированных союзах – 30 %, соответственно, 48 % «не состояли в отношениях».
Рост доли внебрачной рождаемости (с 12 % до 28 %) начался в России со второй половины 1980-х годов и продолжался вплоть до 1999 года. Единственная категория родившихся, которая увеличивается в абсолютных размерах с 1993 года, – это дети, зарегистрированные по совместному заявлению отца и матери, не состоящих в браке. К 2001 году их доля достигла 47,6 %[84]. Затем тенденция роста сменилась снижением, и в 2010 году доля родившихся вне брака составила 24,9 %[85].
Национальный статистический комитет Республики Беларусь отмечает, что в 2010 году 80,4 % детей родились у женщин, состоящих в зарегистрированном браке, 19,6 % – у женщин, не состоящих в зарегистрированном браке. При этом в 2005 году доля детей, рожденных вне брака, составляла 24,2 %.
Пол, идентичность и класс
Социолог Елена Гапова в работе «О гендере, нации и классе в посткоммунизме» объясняет, что причиной распада СССР явилось вызревание «классов» и замена статусного неравенства внутри советского общества экономическим. Если сутью общественного процесса, происходившего на Западе в 1970-е годы, было смягчение классовой структуры и перераспределение доступа к ресурсам, пишет Елена Гапова, то посткоммунизм, наоборот, усилил классовое разделение через экономическое неравенство.
Вместе с новыми богатыми на постсоветском пространстве появились и новые бедные. Частично разрушилась система социальной защиты: новые национальные государства сняли с себя функции ухода и заботы и передали их в женские руки. На «обочине» оказалась значительная часть интеллигенции и населения, занятого на производстве.
Способ, поддерживающий отношения подчинения и доминирования между мужчинами и женщинами, всегда включен в процесс смены социального порядка[86]. В результате постсоветских трансформаций возник ряд новых мужских и женских идентичностей, связанных с процессом классообразования.
Одним из самых значительных итогов постсоциалистического десятилетия стал процесс создания сферы частного бизнеса. Перераспределение ресурсов не только усилило системное превосходство мужчин над женщинами в публичной сфере, но и классовую сегрегацию среди самих мужчин. В «новое» время появляются представления о бизнесе как о «чисто мужском занятии», оформляющие новую мужскую идентичность «успешного бизнесмена».
В статье «Мужская экономика: Не до глупостей, когда карьеру куешь» антрополог Алексей Юрчак анализирует тексты «мужских» журналов «Карьера» и «Профиль», формирующих медиаобраз бизнесмена[87].
Автор приходит к мнению, что имидж успешного мужчины конструируется через способы высказывания, ограничивающие женские права, упрощающие женские образы, контролирующие женские желания.
Мужчины в этих изданиях изображаются талантливыми, богатыми, независимыми, симпатичными и умными людьми, «хозяевами жизни». «Они разведены, они изменяют женам, у них нет времени «на глупости», они заняты «серьезными делами».
Женщины в таком мировоззрении – это «молоденькие подчиненные девочки, секретари-референты, длинноногие существа. Их у мужчин много, они быстро надоедают, их с легкостью бросают и больше года не держат».
Женские желания и интересы здесь определяются не профессиональной деятельностью, а сексуальной или семейной зависимостью от мужчины-карьериста. «Предназначение» женщины видится в том, чтобы «снимать» с мужчин «бытовые проблемы». Современницы, занятые в сфере бизнеса, должны способствовать сексуализации и маскулинизации этой якобы «исконно мужской вотчины».
Постперестроечные процессы усилили также и внутриполовую сегрегацию. Популярная идея о том, что «настоящий мужчина» должен быть богатым и сильным, обесценивает опыт менее успешных мужчин, наемных работников (рабочих и служащих), оказавшихся вновь отстраненными от доступа к тем ресурсам, которые обеспечивают символы принадлежности к высокому социальному статусу.
Разрушение прежней социальной системы привело к тому, что в 1990-е годы многие мужчины оказались без работы, а женщины взяли на себя роль основных кормильцев.
С 2000-х годов наряду с ориентацией на «семейный мир» часть женщин перенимает ценности индивидуализма. Замужество как жизненная цель, по мнению социолога С.И. Голода, имеет значение для минимального числа российских молодых женщин начала XXI века[88].
Таким образом, краткий экскурс в историю семьи западного и советского обществ, предпринятый в этой главе, показывает, что «универсальной» или «естественной» формы семьи не существует. Способ организации частной жизни меняется вслед за экономическими преобразованиями в обществе.
Каноны в сфере интимного поведения и общепринятая мораль часто не совпадают с повседневными практиками, поскольку общество развивается быстрее, чем доминирующие взгляды и убеждения. Преобладающая экспертная позиция принадлежит, как правило, людям старшего поколения, в то время как в течение жизни одного человека общественный строй может смениться несколько раз.
Официальная риторика часто подкрепляется идеями, что «раньше было лучше», «семьи были крепче» и молодежи необходимо укреплять «семейные ценности». В этом случае целесообразно уточнять: какое именно прошлое имеется в виду? Ценности какой эпохи, сложившиеся под воздействием каких условий могут оказаться полезными в нынешних обстоятельствах? Кому и для решения каких задач?
Порой призывы вернуться в «золотые времена» выглядят столь же экзотично, как если бы современники ратовали за возвращение полигамии, крепостного права и легального насилия в браке. Но переосмысление устоявшегося мировоззрения, поддерживающего социальный порядок, не может быть быстрым и легким процессом. Взаимодействие с последствиями уже произошедших перемен требует большой смелости и новой теоретической рамки.
Глава 2
Кто такие синглы и «одиночки»?
Мэрилин Монро как предвестница феминизма
В этой главе я расскажу о том, как новые незамужние женщины появляются в «массовом сознании». Меня будет интересовать, что становится поводом для разговора о «женской одиночности», как о ней говорят на Западе и почему по-русски эта тема звучит иначе.
Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 52
