Я не звонил Лане больше двух недель и даже на какое-то время вообще забыл о её существовании. Но потом вдруг опять увидел её через витрину в том же кафе. Она показалась мне ещё более красивой, чем прежде, это была красота не живых вешалок для одежды, которые разгуливают с надменными лицами по подиуму, это было совсем другое. И я, словно загипнотизированный, пошёл к ней.
Она сидела за тем же столиком возле входа, мне даже показалось, что, наверное, кого-то ждёт.
– Это была не неведомая сила, мне сегодня почему-то показалось, что я обязательно встречу здесь вас.
От такой откровенности мне стало как-то неловко, словно я в школе в очередной раз прогуливал урок и меня поймали с сигаретой в туалете. И, как всегда, почему-то хотелось что-то соврать, но всё-таки я сказал честно:
– У меня столько геморроя было – не передать! Соседскую машину взорвали возле дома!
И почему-то подробно рассказал, как всё происходило, как мы выскочили с женой и детьми на улицу. До этого я и словом не заикался о жене и детях, а сейчас мне не хотелось что-то от неё скрывать.
– Может, чего-нибудь выпьем? – сделал я робкое предложение, но она с сожалением отказалась.
Я смотрел ей вслед, решив для себя, что больше ей звонить не буду.
Глава 11
В больнице мне сразу указали, где лежит Марк, подозрительно окинув меня взглядом с ног до головы, словно я прячу под полой пиджака тротиловую шашку или пистолет, который на самом деле я спрятал под пассажирское сиденье перед тем, как выйти из машины. Возле палаты дежурили полицейский и пара крепких, коротко стриженных парней, которые, увидев мою стремительную походку, одновременно засунули руки под пиджаки, где явно вырисовывались контуры кобуры. Я миролюбиво поднял руки вверх, показывая, что чист в помыслах, как ангел.
В палате лежал Марк. Когда я сюда шёл, моё воображение рисовало страшные картины, а тут он лежит себе под одеялом, на лбу ссадина, слегка замазанная йодом, а так, в общем, совсем целый.
– Ни хрена себе! Ты откуда взялся? Я думал, ты в Питере и живёшь.
– Да как узнал, что ты на двери, как на ковре-самолёте, летаешь, зависть заела, решил срочно узнать, кто твой знакомый джинн, что взялся тебя обучать! – отшутился я и уже серьёзно спросил: – Ты как?
– Да повезло, дверь была старинная, дубовая, крепче стали, и когда они её заминировали с внутренней стороны, рассчитывали, что её разнесёт вместе со мной, но слегка просчитались. Она сорвалась с петель и улетела вместе со мной, заодно прикрыв от осколков. Старика вахтёра жалко, ему крепко досталось. Он бывший боксёр, в соседней палате лежит.
– И кто заказчик? Известно?
Марк посмотрел на дверь, обвёл взглядом потолок, словно проверял, не слышит ли нас ещё кто-нибудь, и тихонько, одними губами сказал:
– Уже никто! Всё решили сразу, на следующий день!
– Ну, в этом я не сомневался! Как ты, что сломано?
– Да ерунда, несколько рёбер, сильный ушиб позвоночника, контузия! Поживём ещё! Ты лучше расскажи, как ты там? Эх! – он мечтательно вздохнул, и его лицо исказилось от боли. – Там же, в Питере, такие женщины! Пустили козла в огород! – и он сделал круглые глаза, чтобы не засмеяться, иначе бы его рёбра начали тереться друг о друга в местах переломов, доставляя невыносимую боль.
– Не поверишь! – я сделал самое честное выражение лица. – Времени нет!
Зная меня, он опять сделал круглые глаза и выдохнул:
– Не поверю! – и всё-таки это сдержанное «гы, гы, гы», отдалённо напоминавшее смех, покатилось по палате. На его глазах от боли выс тупили слёзы. – Генрих, вали отсюда, ты меня убьёшь быстрее, чем эти мудаки!
Я встал с улыбкой до ушей, отчего его глаза стали ещё круглее.
– Не могу больше, Генрих! Вали! Быстрее!
Не выдержав, уже у самых дверей я обернулся и скорчил ему рожу с круглыми глазами. По палате опять понеслось еле сдержанное:
– Гы, гы, гы! Ну ты сука!
Я закрыл за собой дверь, довольный, что с ним всё более-менее в порядке. Но когда вышел на улицу из отделения, заметил, что возле окна прогуливается парень, внимательно поглядывая по сторонам, и с сожалением подумал: «Видимо, не совсем в порядке!»
Встреча со старым другом всколыхнула воспоминание, когда Марк сыграл в моей жизни не последнюю роль.
В яхт-клубе «Весна» яхты разного размера покачивались в ряд у причалов, как белоснежные лебеди. Зимой они одиноко стояли на стапелях в ангарах, накрытые огромными полотнищами, а как только наступала весна, всё сразу менялось. Хозяева драили их перед спуском на воду, где-то подкрашивали, что-то чинили. Больше всего доставалось владельцам парусных яхт с их сложнейшим оснащением, которое требовало постоянной заботы.
Моторные яхты после смены масла, свечей и обычного технического осмотра спускались на воду, и здесь практически наступало лето. Холодильники загружались свежими продуктами и напитками, настраивалась навигация, и глухой звук мощных двигателей раздавался уже до глубокой осени.
Стать членом клуба можно было только по рекомендации, но я был одним из его основателей, поэтому с радостью привёл сюда своего друга Марка, который на днях приобрёл новенький «Билайнер». Тут почти все друг друга знали, а если появлялся новенький, он обязательно устраивал небольшой банкет в честь своего вступления.
Кто привёл в клуб нового члена, Эдуарда, я точно не знал, да и меня это мало волновало. Вначале мы с ним почти не общались, так, «Привет» при встрече, и не более. Потом однажды он подошёл ко мне, что-то попросил, а после этого мы распили с ним у меня на яхте бутылочку «Шабли», что и стало началом наших приятельских отношений.
Каждый свой день рождения я старался отметить с размахом. И это был не выпендрёж перед друзьями – ещё со времён работы в баре я научился этому у одного очень мною уважаемого бармена, который всегда советовал отмечать этот день. Он говорил: «Праздновать надо как в первый и в последний раз, потому что тут ты слышишь тосты и что-то говоришь в ответ, а не лежишь молча в деревянном ящике на два метра ниже уровня земли, а кто-то в этот момент пьёт там наверху и хрен знает за что!» Мне его теория нравилась, и я пытался по возможности ей следовать.
Половину из того, что мне говорили гости, я практически не слышал, но со всеми радостно чокался и выпивал очередную рюмку.
Под самый конец вечера Эдик подсел ко мне и стал что-то толковать по поводу бизнеса и возможности хорошо заработать за короткое время. Я был уже пьян и предложил поговорить после выходных.
В понедельник мы опять встретились в клубе, он изложил мне суть дела и назвал сумму, нужную для его осуществления. Короткие деньги я мог получить в банке, но сумма была уж очень велика. Не знаю почему, но в тот момент он вызывал у меня доверие, тем более что мы состояли в одном клубе.
