— В первом гетто есть тот, кто объяснит твою возможность. Скажи мне, с ней все было после этого хорошо? — внезапной обращается отец не ко мне, а к Робу.
Я глазами и жестами показываю ему правильный ответ: «Да, все хорошо!». Но Роб, видимо, очень правдивый молодой человек. Он говорит правду, которая может привести к очень неоднозначным последствиям:
— Нет. Не все. Ее температура… она поднялась и Надежда упала в обморок. Но потом…
— Что?! Что произошло потом?! — рычит отец. Его вены бугрятся под кожей, а мышцы находятся в напряжении. Он на взводе.
— Когда она была без сознания, то ее тело стало холодным… ледяным… словно, она…
— Что?
— Умерла! — я закатываю глаза. Вот, придурок! Я обещаю, что впредь буду осмотрительнее и тщательнее выбирать тех, кого надо будет спасать. Спасать буду тех, кто сможет держать язык за зубами.
— Надежда!
Я закрываю глаза, боясь посмотреть на отца.
— Нам нужно срочно в первое гетто!!!
Больше от отца ничего не слышно. Мы лишь спешим к дому.
Робин не отстает от меня.
* * *
Ванесса ждет нас уже у входа в дом. Она одета в широкие штаны с карманами по всей длине, свободной футболке, что заправлена в штаны и затянута ремнем. Она похожа на солдата, которого подняли по тревоге и поставили на караул.
— Где вы так долго были? И ты, — кидается она ко мне. — как ты могла уйти?! Надежда, ты должна быть более осмотрительнее! А это еще кто с вами? Сын Ксандера?! — бесцеремонно тыкает она в Робина. Он старается быть позади нас с отцом.
— Верно. Идем, нам некогда. Планы меняются.
— Что случилось? — теряет она интерес к нам с Робом. Все ее внимание теперь сосредоточено на отце. Он перезаряжает оружие, проверяя его. Оно идеально и готово поразить любую цель.
— У Надежды есть кое-какие особенности… из-за меня.
— Какие?
— Вот это и надо узнать. Быстрее! Где твоя мать?
— Она уехала к Оливеру.
— Ясно. Отлично.
Я решаюсь задать ему вопрос.
— А кто тот человек, что знает о том, что происходит со мной?
— Он когда-то работал в больнице рабочего района. Потом он уехал отсюда в другое гетто. Но это не суть. У нас есть десять секунд, чтобы принять решение: идти через официальный туннель или пробираться по выжженной земле, прячась ото всех?
Слышатся выстрелы и крики военных.
— Уже нет. Нам надо пробираться к стене! — решает за всех Робин, оглядываясь назад. Отец кивает ему. Кажется, он немного проникается симпатией к парню. Но до полного доверия еще очень далеко. Даже я не знаю, как отношусь к этому парню и почему он теперь рядом со мной?
— Верно. Идем. Ты с нами?
— Да, — с готовностью отвечает Ванесса. Она закидывает себе рюкзак на плечи и кидает такой же Робину. — Здесь спальные мешки и провиант.
Робин надевает свой и касается моей ладони своей рукой. Я переплетаю пальцы с его. Отец с Ванессой замечают это, я вижу их взгляды, но они молчат.
— Быстрее! — командует отец.
Мы все бежим за ним. Должны успеть.
За нашими спинами слышна стрельба. Кажется, что ветер становится горячим и сухим. Он сжимается вокруг меня и не дает делать свободно шаг. Я бегу как механическая кукла.
Быстро преодолеваем колючие заросли кустарника. Отец постоянно оборачивается и держит меня на контроле. Он хочет, чтобы я была рядом с ним. Но это не так. Впервые, за многие года, я нахожусь не рядом с ним. Я с Робином. Он не выпускает моей руки и крепко держит, боясь отпустить.
— Как ты? — спрашиваю я его, беспокоясь о ране. Все-таки, он недавно был при смерти.
— Я? Отлично. А вот за тебя, я беспокоюсь. Как ты себя чувствуешь?
— Отлично. Ты рядом.
— И ты думаешь, что тебе это помогает? — улыбается Роб. Я киваю.
— Да. Думаю, что помогает. И буду думать.
— Я рад. Я, действительно, хочу, чтобы ты всегда так думала.
— Я странная, да? — моя речь сбивается, но мне неважно.
— Нет. С чего ты так думаешь?
— Я доверилась сыну своего врага. Разве, это не показатель? Ай!
Я останавливаюсь. Мою ногу очень сильно обжигает.
Я прижимаю руку к щиколотке. Она заливается горячей липкой кровью.
— Стойте! — кричит Роб. Отец с Ванессой останавливаются и разворачиваются в нашу сторону. В глазах отца я вижу животный страх за своего ребенка. Он боится не за себя. Он боится лишь за меня. И сейчас, я его подвожу — я поранила ногу о ржавую железную проволоку. Просто не заметила ее в высокой траве.
— Надежда! Дочка! — оглядывает он мою рану, стараясь не касаться.
— У нас нет времени. — Ванесса права: слышится и собачий лай, и крики военных.
— Она права. Я могу идти, — становлюсь я на обе ноги. Но мне не удается обмануть их: лицо кривится от боли. Ногу жжет и очень сильно хочется подогнуть ее, прыгая на одной.
— Нет, ты не можешь. Я понесу тебя, — отец убирает оружие себе за спину. Он хочет меня нести на руках.
— Лучше, я возьму Надежду, — встревает Роб.
— С чего это?
— Я не стрелок, но не менее сильный, чем вы. Вы же можете нас прикрывать и стрелять, если придется. Думать некогда, — присаживается передо мной спиной Роб. Так удобнее и можно дольше нести ношу. Я бросаю быстрый взгляд на отца и забираюсь на спину парня.
— Защищай ее! — предостерегает его отец. — Даже, если я не смогу. Если придется, тащи ее силой, но доберитесь до места назначения — это очень важно.
— Отец!
— Все будет хорошо, Надежда.
— Я не подведу вас, сэр.
— Надеюсь.
Мы движемся вперед. Ванесса впереди, Роб и я у него на спине бежим посередине колонны, а замыкает нас отец. Мы добираемся до Громады. Успешно проникаем за ее пределы. Теперь, остается найти место, где можно переночевать. Солнце садится за горизонт. Несколько часов, и станет темно.
— Туда! — указывает отец на горный массив.
— Вы знаете те места?
— Знаю. Увидишь, парень, там не так все плохо, как кажется все на первой взгляд.
— Посмотрим.
Мы спешно пересекаем оставшийся путь и добираемся до подножья горы. Она огромна и кажется, что может поглотить нас. И это действительно так.
— Сюда, — машет нам отец. Он стоит у камня, который на первый взгляд незаметен, среди всех остальных. — быстрее.
Лучи со стены шарят по оголенной земле. Они ищут беглецов — ищут нас.
