Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 84
– Эй, прохожий, а ты знаешь, что эта улица находится под покровительством претемного Улиана?
– Н-нет, – выдавил я из себя, оглядываясь.
Так и есть – позади, словно ниоткуда, возникло еще двое ухмыляющихся громил. Все трое были вооружены ножами и хорошо отполированными – уж не об чужие ли бока? – дубинками. Возможно, это те самые, что пырнули деревенского увальня во время моего первого визита на Зеленую. А значит, и меня тоже могут подрезать. И с чего это их заводила начал разговор с упоминания кровожадного бога пустынных земель? Какое отношение имеет древняя мумия к банальному уличному ограблению?
– Ну так теперь будешь знать! А претемный Улиан что завещал?
– Делиться, – коротко хохотнув, подсказал один из громил, что стояли сзади.
– Верно, – кивнул заводила и протянул ко мне руку. – Так что давай делись.
– Неверно. Улиан Менемхетут* завещал оросить пустыню кровью врагов, – поправил я его. – К тому же мне делиться уже нечем. Все до последнего шура* отдал за лечение этой проклятой колдунье, а от ее наговоров только хуже стало. Смотри, проказа по всему телу пошла!
С этими словами я закатал рукав, демонстрируя огромный синяк вполруки. Как я и думал, уличные грабители понятия не имели, как выглядит пораженная проказой кожа. Но все трое дружно отшатнулись и шагнули назад, стараясь держаться от меня подальше.
– Чешется, просто жуть! – жалобно добавил я и старательно поскреб руку. – А вы не знаете, проказа и впрямь такая заразная, как говорят, или это все враки?
Грабители сделали еще шаг назад.
Сунув руку в карман, я старательно там пошарил и, широко улыбаясь, вытащил медную монетку.
– О! Один шур затерялся. Претемного Улиана я уважаю, так что… Лови! – выкрикнул я и швырнул монетку в главаря.
Тот вытаращил глаза и бросился в сторону, уворачиваясь от медяка. Позади раздался удаляющийся топот тяжелых сапог. Оставшийся в одиночестве заводила свирепо сверкнул на меня глазами и прошипел:
– Тебе повезло, мальчишка… На этот раз…
Он, пятясь задом и не отрывая от меня взгляда, вошел в плотную тень у живой изгороди и… пропал! Скорее всего, там был какой-то не замеченный мною проход.
– Эй! Вы куда? А как же заветы претемного Улиана? – закричал я вслед, едва сдерживая смех.
– Ушли, – раздался голос банника. – Здорово ты их! Я уж думал все, плакали наши денежки.
– Мои денежки, – поправил я. – Кстати, а почему те двое убежали?
– Я их слегка поскреб. Одного по шее, второго по руке. Видать, подумали, что их проказа достала.
– Хорошо придумано, – похвалил я банного духа. – Спасибо тебе, Йорхш.
Остаток пути мы проделали безо всяких происшествий. Особняк Эмилио находился за внешней городской стеной. Нет, не в западных трущобах и не в южном ремесленном квартале, а в восточной части, которая называлась Вольной. Здесь ютились безземельные дворяне, которым гордость не позволяла жить рядом с простыми горожанами, а тощий кошелек – обзавестись собственным загородным поместьем и землями.
Улица, которую назвал мне наниматель, называлась Журчащая – и впрямь журчать там было чему: с добрый десяток фонтанов и два полноводных ручья, текущих с востока на запад вдоль главной дороги. И это не считая миниатюрных водопадов и фонтанов, которые украшали фасады домов или дворы. Улица оказалась довольно длинной, но домов здесь было мало, просто к каждому из них прилегал огороженный участок таких размеров, что можно было еще полдесятка зданий рядом построить.
Нужный дом я отыскал почти сразу: это был двухэтажный особняк, перед которым стояла статуя… лошади! Ну кому в здравом уме придет в голову отливать в бронзе коня? Аза домом раскинулось самое настоящее поле с сочной зеленой травой, на котором паслась пара лошадей. Или существ, очень похожих на лошадей, если не считать пары аккуратных рожек и мощного костяного гребня, идущего у странных животных вдоль спины. Интересно, что это за травка такая, раз ее с удовольствием жрут эти твари?
Мы с банником расположились прямо напротив особняка Эмилио, спрятавшись за кустами мухоловника, росшими вдоль дороги. Я вывалил из карманов щепки и пару горстей земли, прихваченных мной там, где когда-то стояла баня Йорхша, – благодаря этому банник смог покинуть место, к которому был привязан. Отряхнув руки, я приказал духу следить за окнами дома.
– Зачем? – удивился тот.
– Я бы хотел к нему в гости наведаться… когда там никого не будет.
– Так спросил бы у домового. Поместье большое, от такого дома домашний дух далеко отойти сможет. Позвать?
– Эмм… Уверен, что он не выдаст нас хозяину? Может, он в нем души не чает?
– Домовые уж больно конюших не любят, постоянно друг другу пакости строят. А ежели хозяин в лошадях души не чает, значит, первым делом будет задабривать того духа, который ему лошадей подпортить может. Или наоборот – присмотреть за ними как следует.
– Звучит разумно, – согласился я.
– Да ты сам посмотри: в доме на окнах снаружи паутина висит, а конюшня ухоженная. Вот с конюшим его точно не советую знакомство водить: сдаст хозяину за махровый шнурок!
– Ладно. Зови своего домового.
Рядом что-то едва слышно прошелестело листвой, а мне ничего больше не оставалось, как ждать и думать. А обмозговать было что. Например, способ, которым можно было проклясть или сглазить человека, да так, чтобы никаких следов не оставить. И чтобы жертве стало худо непременно в нужное время – ни часом раньше, ни часом позже.
Впрочем, как раз это можно было устроить. Госпожа Гюрзильда называла такой вид вредительства условным проклятием. Бывало, приходили к ней просительницы, которые хотели не просто сглазить свою соперницу или блудливого мужа, а непременно так, чтобы знал окаянный, за что страдает. Звучало это обычно примерно так:
«Проклятие на него наслать, чтобы крючило его во все стороны! Только чтобы не сразу, пусть, гад этакий, живет-здравствует. Но как только сунется за порог к этой стерве задастой, так прямо там его чтоб и скрючило, дабы неповадно было от женки к соседкам бегать да чужим девкам подол крутить!»
В таких случаях бабка проклятие клала особое, «спящее», которое сидит себе тихо на несчастной жертве, словно и нет его, потому как недоделанное: не вложено в него должной силы. А поверх такого проклятия – хитрый наговор, который вступает в силу только при определенных условиях. Смекаете? Только неверный муженек ступит на порог к соседке – за солью там или спросить чего – и наговор тотчас вступает в силу. А составлен он так, чтобы пробудить дремлющее проклятие.
Я уже начал составлять наговор, когда что-то острое – смертельно острое! – уткнулось мне в бок. На меня дохнуло перегаром, и раздался грозный голос:
– Ну и что мы здесь вынюхиваем, а?
Глава 7. Сложносочиненные проклятия
Мысли мои лихорадочно неслись вскачь. Я сижу на земле, а нечто острое упирается мне в бок – значит, противник не отличается высоким ростом, а, скорее, совсем наоборот. Солнце сзади меня, но второй тени рядом с моей на земле нет. Или он невидим, или стоит очень уж далеко. Маленький, невидимый, да еще и пьяный… Ах ты, гаденыш мохнатый, шутки шутить со мной вздумал?!
Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 84
