Ни папу, ни Арлин я уже не вижу. Голова погружается в живую омерзительную кашу.
Нет, это не звуки. Это спасительное озарение. Слова звучат только в мозгу.
Довериться ли мне этому чуду? Действительно ли они протягивают мне руку помощи? Или я брежу?
— Папа, — пытаюсь я произнести.
Но с моих губ не срывается ни звука. Ведь я тону. Я тону в жирном бурлящем волосатом море.
«Поздно… слишком поздно…» — почему-то приходит мне в голову.
И вот новое ощущение. Верёвки соскальзывают с ног. Ноги освобождаются. И я понимаю, что действительно поздно.
И погружаюсь в колючее, движущееся, жирное месиво.
24
Меня обволакивает тепло. Но это омерзительное тепло. И полная тьма. Темнее самой беззвёздной и безлунной ночи.
Хочу открыть рот, чтобы глотнуть хоть немного воздуха, но в рот сразу же набиваются жуки.
В ушах звенит от их ворча и хрюканья.
Грудь разрывается. Вздохнуть! Как вздохнуть?
И вдруг откуда-то из тьмы, словно из-под толстой подушки, раздаётся голос папы:
— Ладно! Чёрт с тобой! Твоя взяла! Ты получишь от меня оружие!
— Папа, — слабым голосом шепчу я, — у тебя и правда есть оружие?
— Конечно, нет, — слышу я. — Но надо выкручиваться.
Какое-то движение. Котёл начинает крениться и переворачиваться.
А я скольжу, кувыркаюсь вместе с массой жуков. Крен всё больше. Какая-то сила опрокидывает котёл вверх дном с шевелящимися «пузырями» и тремя несчастными пришельцами с Земли!
Моя голова освобождается, я чувствую, что могу сделать вдох! Наконец-то! Глоток прохладного воздуха.
Дышать не могу. Только пыхчу, как запыхавшаяся собака. Но вот ровное дыхание постепенно возвращается ко мне.
Мы падаем из котла на пол. Я больно ушибся. Но это уже неважно!
Мы втроём лежим на ковре из жуков. Всей пятернёй я выгребаю их из волос, снимаю с бровей.
Снова пытаюсь посвистеть — напрасно! Рот высох, губы не слушаются.
Я наблюдаю невольно за Арлин: она тщательно вытряхивает ворчунов из волос, снимает с одежды. Пальчиком очищает уши.
Потом с омерзением выплёвывает толстого, колючего жука.
Мы выгребаем их из-под одежды. С характерным «шлёп!» она падают на пол.
Поворачиваюсь к папе.
— Что ты задумал? — шепчу я ему. — Это правда насчёт оружия? У тебя что-то есть, какое-то оружие?
Папа сидит усталый. Он гадливо стряхивает с себя мохнатых «пузырей».
— Ничего не знаю ни о каком оружии, — шепчет он мне в ответ.
Мы разговариваем под шорох высыпающихся из котла жуков. Котёл опрокинут набок. Шелестя и шурша, из него вытекает река волосатых пузырей. Они выразительно хрюкают и сопят.
В это время перед нами вырастает фигура Дермара. Справа и слева от него, как ангелы-хранители, вытянулись охранники.
Он требовательно протягивает к папе руку:
— Ну же, давайте ваше оружие! Немедленно!
Мы с Арлин замираем.
Нам даже в голову не приходит, где папа может взять хоть что-то, напоминающее оружие.
Но в эту минуту ворчуны атакуют Дермара, нападают и на охранников.
Дермар по-поросячьи взвизгивает.
А жуки проявляют необычайную живость. В мгновение ока они облепляют три внушительные мужские фигуры. Дермар и его спутники извиваются в тщетной попытке освободиться от них. Они сгибаются под липким слоем насекомых, вертятся, бьют себя по телу, выгребают жуков из-под одежды.
Через несколько минут я вижу, что Дермар пошатывается. Уже едва стоит на ногах.
Он и охранники делают отчаянную попытку убежать. Пошатываясь, они кое-как добредают до двери. Судорожно рвут на себя ручку. Захлопывают дверь за собой.
Мы все трое разинули рты. Дышим по-прежнему с трудом. От этого зрелища мороз пробегает по коже.
И вдруг Арлин словно бы приходит в себя:
— Кажется, мы спаслись…
Папа неуверенно добавляет:
— А не пора ли нам выбираться отсюда?
Голос его дрожит.
— А куда? — спрашиваю я.
Словно в ответ мне, вокруг начинается гудение и шорох. Миллионы ворчунов взмывают вверх, словно гребень волны, ударившейся о берег.
По-моему, жуки собираются снова атаковать нас. Они сопят, ворчат, шелестят. Не перекрывают ли они нам путь? Не обречены ли мы остаться возле этого котла навсегда?
25
Мы снова в ловушке. В который уже раз!
Жуки действительно мешают нам идти. Не дают выбраться отсюда.
Ворчуны образуют живую громоздкую пирамиду: задние налезают на передних, валятся на пол со звонким шлепком.
Пирамида всё растёт, она уже выше папы!
Я вспотел, чувствую, что начинают дрожать ноги.
Зрелище ползущей в нашу стороны пирамиды угнетает меня.
Арлин в отчаянии всплёскивает руками. Я набираю в грудь побольше воздуха: не придётся ли нам снова погрузиться в живую шевелящуюся массу?
Но что действительно потрясает меня, так это остановившаяся в нескольких шагах от нас гигантская пирамида.
Она больше не движется в нашу сторону!
И снова пронзительный промельк в мозгу: словно с вершины этой пирамиды кто-то послал мне телепатическим способом весточку:
— Не бойтесь… нас…
— Не бойтесь… нас…
Явственно слышу эти слова. Звуков нет, но слова каким-то образом доходят до моего сознания.
— Это я… Грольфф… Это я… Грольфф… Я старший среди них, — снова звучит в моём мозгу.
— Это мы… это мы доставили вас сюда… сюда… Лишили вас памяти… памяти… Мы внушили вам, что у вас… у вас… у вас… есть оружие…
Папа восклицает, дико озираясь:
— Какое?! Где?!
— Мы хотим их уничтожить… всех уничтожить, — звучит в ответ.
— Их всех? Но зачем?
— Да… разрушить… да… уничтожить… Они нас мучают… Они… убивают… Третируют нас… Для них мы жуки. — В словах Грольффа слышна печаль, но и гнев тоже. — Мы… превосходим их… по развитию. Наш интеллект выше… Мы умнее… Мы прозорливее… Но для них… мы насекомые…
