Анна Ивановна ехала в одной карете с комнатной девкой Машкой, держа на коленях младенца Карла Эрнста – младшего сына Эрнста Иоганна. Рядом сидела кормилица – дородная чухонка со смешным именем Велта. Чухонку забрали перед отъездом, не дав ей и до дому сбегать. Вишь, ребенок там у нее! Первые дни она только ревела, взмахивая короткими и белесыми, как у коровы, ресницами. Анна Ивановна уже начала побаиваться – не пропало бы молоко, но обошлось. Поревела, да успокоилась. А что с нее взять? Корова чухонская, как есть корова!
Из-за кормилицы не хватило места для любимой карлицы, но на стоянках кто-нибудь из солдат непременно притаскивал Дуньку. Если бы не дурочка, с ее затейливыми ужимками, так и совсем бы худо.
Зачем она взяла с собой Карла Эрнста, герцогиня Курляндская и сама не могла ответить. Взяла и взяла. Может, думалось, что дитятко спасет ее от чего-то жуткого? Закрыться младенцем? Только спасет ли ребятенок-то?
А вот милого друга, Эрнста Иоганна фон Бюрена, оставила в Митаве. Помочь в Москве он бы ничем не смог, а вот ему бы пришлось худо. Не любят в России пришлых, особенно немцев, хотя и скрывают это. Эрнестушку принялись бы обижать не только русские, а свой же брат, немец. Их, со времен Петра Великого, толпилось у трона предостаточно. Престол царский – он все равно что мамкина сиська для младенца. Знай досуха дои. А подпускать к сиське чужого – хошь русского, хошь немца – никшни, самим места мало! Вот станет она настоящей государыней, тогда уж будет где Эрнестушке развернуться. Тут не об одной породистой кобыленке можно подумать, а о настоящем конном заводе! А мало одного – два заведем… три, а хоть бы и десять! И пусть кто хоть словцо скажет поперек! Хошь Долгоруковы, хошь Голицыны. Навоз они пойдут убирать!
Ниче, мил-друг Эрнестушка будет на Москве, рядом со мной. А пока пусть привыкает к новой фамилии – Бирон! Верно, стоит потом кого-нить во Францию заслать, чтобы с настоящими Биронами столковаться? Ежели дорожиться не станут, то можно им какую-никакую денежку заплатить, чтобы признали Карла фон Бюрена – истинным Бироном, младшей ветвью своего рода.
Зашевелился младенец Карл Эрнст, заерзал, засучил ножками так сильно, что герцогиня содрогнулась от удара, а потом басисто заревел. Не то есть опять хочет, не то в пеленки наложил.
– Ну-кося, возьми! – приказала царица Машке, передавая ребенка. – Глянь, че там у него? Может, пеленки мокрые?
Пока Машка меняла пеленки, Анна выглянула в оконце, но торчало только плечо верхового. Идолы окаянные эти гвардейцы!
– Царицу везут! – опять кто-то проорал.
Герцогиня Курляндская (титула ее никто не лишал) слегка скривилась. Царицам положено ездить открыто, ручкой людям махать, пряники печатные кидать. А тут ровно арестантку какую. Везут, видите ли… Вот была бы ее воля, везли бы щас самого князюшку Василия Лукича с семьей и всем Долгоруким отродьем куда подале. Надо подумать, куда их всех…
Думка о том, куда отправить Долгоруковых, завлекла будущую государыню, и она начала перебирать города, о которых помнила и что-то слышала. Имения Долгоруковых под Казанью и Москвой отмела сразу – слишком близко, да чересчур шикарно! А куда еще? В Вологду ежели, так слишком близко. На Соловки? Или в Березов, куда Алексашку Меншикова сослали? Где он, энтот Березов-то? Вроде бы где-то в Сибири. Можно и туда. Александр Данилыч, кажись, в прошлом годе помер. Слышала, что и Мария Лександровна, дочка евонная, незадачливая невеста Петра, тоже преставилась от горя и огорчений. Значит, сироток, оставшихся в живых, можно обратно вернуть. Скока их там осталось? Сынок – Сан Саныч, коего наградили тремя высшими орденами Российской империи[15], и дочка младшая, тож Александра. Главного врага нет, а детки, как ни крути, Салтыковым родней будут. Супруга Меншикова, Дарья Михайловна, тоже покойница, – из рода Арсеньевых. Кажись, ей четвероюродной сестрой приходится. Стало быть, Александр и Александра Меншиковы ей племяшками доводятся. Можно и обратно возвратить. Титул Меншикову-младшему вернуть, а ордена да чины пущай по новой добывает. А дом-то, который Алексашка, как говорят, своими руками срубил, пустым останется. Вот будет Василий Лукич этот дом и обживать.
За стенкой кареты опять заорали: «Царицу везут!» – и Анна Ивановна решила, что Березов – тоже недалеко. Видела она как-то в кабинете у дядюшки-государя огромный лист бумаги, изрисованный синими прожилками да черными с серыми пятнами, ровно кошка нагадила, – карта называется. И города, хоть и не по-русски написаны, но прочитать можно. Верно, не стащил никто карту-то дядюшкину? Глянуть бы на нее да ткнуть пальчиком куда подале, где край Руси Великой. Там, говорят, лишь белые медведи рыбу ловят да море-океан ледяной. Вот пущай туда и едет. А по дороге с семейством Долгоруковых разные неприятности будут случаться. Скажем, отъедут они от Москвы со всеми дворовыми людишками, скарбом немалым, а через сотню верст – гонец к ним. Мол, людишек оставляй, не велено. Потом, снова через сотню верст, – еще гонец – мол, имущество излишнее оставь. И так вот еще разочков пять, пока не останутся князья-бояре в одних штанах да пешими. Точь-в-точь, что маленький император Петр, по наущению Долгоруковых, с Меншиковым проделал. Правильно Петруша сделал…
– Царицу везут!
– Как есть – везут!
«На плаху, паразита!» – мстительно решила Анна Ивановна. Представив, как отлетает башка Василия Лукича в дорогом парижском парике (она бы еще и сапожком поддала!), решила: «А остальных – в монастырь, в келии каменные!»
Успокоилась, приняв-таки решение касательно Долгоруковых. Ну а как уж ей это удастся, с такими-то ограничениями власти, она пока не знала. Ну да, Бог даст, получится.
Из Митавы до Москвы ехали пять дней. Ни поесть толком, ни в баньке попариться. Даже спать приходилось урывками. А дай Долгорукову волю – ехали бы ночами. Спешил Василий Лукич, очень спешил. Верно, хотелось, чтобы на коронации были оглашены Кондиции. Если случится оное, деваться государыне будет некуда. Назад уже не возвернуть.
И какая сволочь придумала кормить ее всю дорогу балтийскими сардинами? На каждом постоялом дворе – жареные, вареные, тушеные… Сардины, сардины, сардины! Не иначе, решили расстараться для государыни, привыкшей в немецких землях к сардине?! Будто бы на Руси уже ни грибов соленых, ни огурцов со хрустом уже и нет? Верно, все Долгоруков, Василь Лукич, спроворил… Нарочно, чтобы государыню свою помучить… Ну, отольются кошке мышкины слезки…
Когда до Москвы оставалось рукой подать – вон, Красное село виднеется, Анна Ивановна возмутилась – потребовала сделать большую стоянку. Нужно было привести себя в порядок – в бане помыться, волосья причесать. Да и в церковь сходить, свечки поставить, помолиться.
Василий Лукич, помявшись, согласился. А как не согласиться? Простая баба, коли в Москву идет, и та в праздничную одежду наряжается, а как же будущей царице? Нельзя таким полохолом въезжать. Правда, потребовал, чтобы царица уложилась в сутки. В крайнем случае в два дня.
