К ее удивлению, Калеб все еще работал во дворе, несмотря на непогоду. Джейн остановилась перед окном в гостиной и стала смотреть, как он тащит очередную охапку обрезанных колючих веток в общую кучу. Сквозь заросли ежевики уже начинал проглядывать ручей, да и борьба с ракитником тоже успела изрядно продвинуться. Калеб взгромоздил охапку обрезанных веток поверх остальной кучи, снял бейсболку и, запрокинув голову, стал смотреть в ненастное небо. На нем не осталось ни единой сухой нитки. Мокрая рубаха липла к груди, длинные волосы сосульками облепили голову, придавая ему сходство с каким-то древнегреческим воином, бросающим вызов богам в вышине. Джейн побарабанила костяшками пальцев по стеклу.
Калеб обернулся на звук, и лицо его озарила улыбка.
Джейн махнула ему, чтобы шел в дом, и поспешила к себе в комнату – спрятать гитару, пока не будет готова преподнести ее Калебу.
Когда она вернулась в гостиную, он стоял на крыльце под козырьком.
– Ты не кинешь мне полотенце? – попросил он. – Не хочу залить тебе водой весь пол.
Джейн сходила за полотенцем.
Калеб сбросил ботинки и поставил их в сторону, положив поверх промокшую бейсболку. Потом через голову стянул рубаху и тоже бросил ее на крыльцо. Джейн протянула ему полотенце, но Калеб проигнорировал его и стал расстегивать штаны. Джейн успела увидеть полоску его бедер и резинку боксеров, прежде чем инстинктивно отвернуться.
– Ты что, в первый раз видишь мужчину в трусах? – рассмеялся Калеб.
Джейн сунула ему полотенце:
– В первый раз за долгое время.
– Ну, тогда я, пожалуй, проявлю гуманизм. – Он взял полотенце и обернул его вокруг бедер. Потом переступил через порог и закрыл за собой дверь.
Калеб стоял так близко, что Джейн чувствовала запах дождевой воды, исходивший от его кожи. Когда спустя некоторое время она подняла глаза, то обнаружила, что он улыбается. Опухоль уже сошла с его лица, и лишь побледневший синяк под глазом напоминал о том, что с ним случилось. Сквозь избитую маску паренька, которого она взяла к себе домой, проступило лицо потрясающего мужчины. У него оказались длинные и густые ресницы, и когда он хлопал ими, в его зеленых глазах, казалось, загорались искорки. Он был красив суровой мужской красотой: безупречно изогнутые брови, прямой нос. Но больше всего Джейн влекли его губы, нежные, почти женственные. Она с усилием отвела взгляд от его лица. И немедленно заметила его ободранные руки.
– Почему ты не надел перчатки, которые я тебе купила? – напустилась она на него и, взяв его за руки, принялась осматривать ладони.
Калеб поднял ее руку и закружил на месте:
– Если тебе хочется потанцевать, так прямо и скажи.
Сделав полный круг, Джейн вновь очутилась с ним лицом к лицу и, выдернув руку, уткнула ее в бок.
– Это тебе не шуточки, Калеб. Эти шипы вполне способны покалечить твои руки. Не смей больше работать без перчаток.
– Ладно-ладно, не буду.
– Вот и славно. А теперь иди прими душ и оденься. У меня для тебя сюрприз.
– Какой?
– Если я расскажу, это будет уже не сюрприз, верно?
– Ну тогда хотя бы намекни, что там такое.
Джейн подтолкнула его в направлении ванной:
– Марш в душ. А я пока просушу твои вещи.
– Только бейсболку не бери, – бросил он, уже удаляясь в сторону ванной.
Отправив вещи Калеба в сушилку, Джейн открыла заслонку и растопила камин в гостиной. Поленья, шипя и потрескивая, занялись, вскинулись разноцветные язычки пламени. К тому времени, когда Калеб вышел из душа, огонь уже весело пылал, разгоняя ненастную мглу за окном. Благоухающий мылом, в чистых штанах и рубашке, он плюхнулся в кресло напротив Джейн.
– О, огонь? – обрадовался он. – Класс!
– Спасибо. Надеюсь, ты проголодался, потому что я заказала пиццу.
– Пицца – это здорово, – сказал Калеб. – Только я ума не приложу, каким образом тебе удается сохранять такую потрясающую фигуру? Я имею в виду, в тот раз ты здорово оттянулась у китайцев, а теперь вот пицца.
Джейн ухмыльнулась:
– Буду считать, что это комплимент.
– Это хорошо. Потому что я и хотел сделать тебе комплимент.
– В таком случае у тебя очень своеобразные представления о том, как говорить приятное женщинам.
Калеб с широкой улыбкой откинулся на спинку кресла:
– Значит, пицца и есть тот самый сюрприз?
– Нет, – покачала головой Джейн. – Это не он. Подожди здесь.
Она поднялась и скрылась у себя в комнате. Едва стоило ей появиться на пороге гостиной с гитарой в руках, как он вскочил на ноги:
– Ты с ума сошла!
– Вовсе нет. – Джейн протянула ему чехол.
Калеб вскинул руки и замотал головой:
– Я не могу это принять.
– Ты даже не заглянул внутрь. А вдруг там секаторы или триммер для газона?
Он рассмеялся и, взяв у нее чехол, сел обратно в кресло. Потом расстегнул его и приподнял крышку:
– Боже мой, это настоящее чудо!
– По странному совпадению, ее тоже зовут «Джейн».
– Ну, – произнес Калеб, извлекая гитару из чехла, – тогда ничего удивительного, что она такая красивая.
Он положил чехол на пол рядом с креслом и ласково погладил гитару, в черном лаке которой отражались язычки пламени.
– Я не уверена, что она не хуже той, к которой ты привык, – сказала она, – но продавец в магазине расхваливал ее. А у него на шее были вытатуированы ноты, так что я решила, он знает, о чем говорит.
– Это отличная гитара. Даже лучше той, что у меня была. Но я никак не могу ее принять, Джейн. Это слишком для меня.
– У тебя нет выбора. Это подарок.
– За что?
– Ни за что. Как может быть подарок за что-то, глупенький? Подарки дарят просто так.
– Хорошо, тогда я заплачу за нее из моего заработка.
– Ну уж нет! – отрезала Джейн. – Не смей пытаться лишить меня радости. Это подарок, и больше мы с тобой этот вопрос не обсуждаем. Если хочешь чем-то отблагодарить меня, можешь сыграть мне какую-нибудь песню.
Калеб взглянул на нее, и его лицо озарила такая улыбка, что у Джейн, несмотря на ненастье, стало тепло на душе.
– Спасибо, Джейн, – произнес он растроганно. – Мне еще никто и никогда не делал такого подарка.
Джейн почувствовала, что краснеет.
– Сыграй что-нибудь, – предложила она.
Калеб склонился над гитарой и принялся наигрывать мелодию, которую Джейн никогда раньше не слышала, однако она почему-то навела ее на мысль о грустном ноябрьском дне. Калеб долго перебирал струны, приноравливаясь к новому инструменту. Время от времени он вскидывал голову, но взгляд у него при этом был отсутствующий, устремленный куда-то вдаль, далеко за пределы стен гостиной Джейн. Потом он запел.
