Его волосы блестят на солнце. Они крашеные. Ни один мужчина не может похвастаться таким цветом — цветом расплавленного красного золота. Цвет ненатуральный. Он сам ненатуральный. Он даже не порядочный.
— Милая моя София. — Он берет меня за руку, я отдергиваюсь. Он пожимает плечами. — Мы стали существенно богаче, чем три дня назад, а полиция получила богатый улов, который только наше первобытное шоу “Джунгли” и могли выманить на свет. Конечно, все это было подстроено. Не надо подозревать меня в дурновкусии. Ты что же, думала, такое ретро-шоу — это мое личное коммерческое озарение?
— А остальные наши? — заорала я. — Ты, может, и стал существенно богаче. А остальные потеряли работу.
Уолтерс недовольно уставился в пространство.
— Все, кто оказался на высоте, без дела не останутся. Но я не упущу случая немного растрясти балласт. Однако тебя — если только в тебе вдруг не зародилось чувство гражданской ответственности — я всячески приглашаю проследовать со мной в мою новую контору.
Я стояла под промытым светом весеннего солнца и обдумывала предложение Уолтерса. Мы оба знали, что выбирать мне особенно не приходилось. В прежние времена женщины поступали в университет и получали образование, совсем как мужчины. Женщины имели право выбирать многие профессии, а социальных ограничений на поведение было меньше. Были жены и шлюхи, как и сейчас. Но этим выбор не ограничивался. Мать моей матери держала фирму частного извоза — женщины-таксисты, только женщины. Сейчас это трудно себе представить. Она была замужем, но сама тоже зарабатывала деньги. Ну что ж, теперь это невозможно. Приходится выбирать. Можно выйти замуж и никогда не работать или работать до упаду и жить на грани. Я видела, как отец обращался с матерью и в какой нищете она осталась, когда он помер, — и решила, что лучше рискнуть. Я сделала свой выбор, когда пошла в “Подземелье”. Тогда-то мамаша меня и выставила. Ее дочь не будет работать шлюхой. А если ты решила учиться на шлюху, дорогая дочка, скатертью дорога. Но я все подсчитала. Это единственное ремесло, в котором можно сколотить капитал раньше старости — если не хлопать ушами и держать нос подальше от кокаина. Я сказала об этом матери. Но она все-таки считала, что порядочные женщины не держат в доме шлюх. В Интернете есть такой назойливый баннер. Она не шутила. Я тоже.
В “Подземелье” было полно девушек-беглянок. Некоторые не выдерживали и приползали назад в свои семьи. Другие записывались в Брачные Списки и в конце концов доставались мужчинам, которые не любят задавать вопросы.
Я иногда размышляю о том, каково это — быть замужем. И когда я осознаю, насколько удобнее и проще была бы жизнь, меня слегка мутит от неясного сожаления. В двадцать лет казалось, что это просто — выбрать жизнь шлюхи. Но со временем становится труднее. Возможно, быть женой тоже труднее с возрастом. В Дворцах Труда полно лишних или сбежавших жен. Шлюхам всегда есть что продать. Даже в старости. Мы реже голодаем. Это факт. Такая жизнь — не сахар, но если зарабатывать достаточно, можно выкупиться и дело с концом. Найти себе место под солнцем, где-нибудь подальше, в одной из пустынных стран вроде Испании. Нельзя оставаться жить на Севере. Во всяком случае, после истечения срока документов. Старые шлюхи никогда не умирают. Правда, они частенько исчезают. Никогда не была в Испании. Говорят, там здорово. Собственная вилла с террасой и бассейном, огромный апельсиновый сад и куча известных преступников по соседству.
Уолтерс все еще стоит рядом и ждет ответа.
— Сколько?
— Вдвое больше, чем ты получала в “Подземелье”.
— Договорились.
Выбора у меня не было, но это предложение слишком роскошное. Я немедленно почуяла неладное.
— Что я буду делать?
— То же самое. Иногда более конфиденциальное. Ничего не вижу, ничего не слышу, ничего никому не скажу.
— То есть мне надо будет замечать еще меньше, чем прежде?
— Не обязательно. Но рот надо будет закрывать крепче.
— А если нет — то я исчезну.
— Совершенно верно.
У шлюх нет совести. Но и у их работодателей тоже.
— Ну что же, яснее некуда.
— Могла бы привыкнуть. — Он внимательно осмотрел меня. — Но нам придется избавиться от этого кожаного наряда и купить тебе кое-какие новые шмотки.
Так я стала женщиной-ширмой, женщиной за компьютером, голосом в телефоне, безукоризненно одетой женщиной, женщиной с ухоженными ногтями. Я не была обычной женщиной. Я была первой женщиной, которую слышали в эфире или видели на экране. Таким образом, я стала первой женщиной, которая познакомилась с Шоу.
Я даже не поняла, что он появился. Он вошел без стука. Я, разумеется, сообщила охране. Мы обходились без показухи, даже без всякой гостевой кнопки. Всего лишь прикосновение к клавиатуре, как будто вызываешь заставку для экрана. Собственно, при этом действительно загружается заставка, и она под паролем, так что работа с каталогом остается в тайне, пока ты разбираешься с экстренной ситуацией.
— Вам назначена встреча?
Он помотал головой и сел. Камера зашевелилась, регистрируя все его движения. Которых, впрочем, не было. Он сел ко мне лицом, положил руки на колени и перестал двигаться. Это очень страшно — быть рядом с человеком, который абсолютно неподвижен. Его лицо ничего не выражало. Если бы мне нужно было описать, как он выглядит, я бы наверняка ошиблась. Он похож на горностая: очень сосредоточен, очень спокоен, потом раз — и одно быстрое движение. Больше ему не нужно. В тот первый раз я уставилась на него, а он — на меня, совершенно непроницаемый.
Потом он сказал:
— Незачем было звать охрану. Я ваш новый коллега. Меня зовут Шоу.
С течением лет Шоу вызывал у меня все больше уважения. Он не такой, как Уолтерс. Они оба тихие, но Уолтерс всегда занят, деятелен, активен. Шоу никуда не торопится. Он похож на профессионального гробовщика. Говорю всегда я. Некоторые клиенты зовут меня “Пизда с языком”, но обычно не жалуются. У нашей работы было две стороны. На первый взгляд мы были обычным сексуальным агентством, как многие, со своим профилем, для состоятельных клиентов, для людей из правительства или высокопоставленных бюрократов — но была и темная сторона, Особые Задания. Они случались нерегулярно, и у нас всегда было очень мало времени на подготовку. Иногда они подавались как обычная работа. И только в последний момент мне говорили, что это особка. Как в первый раз. Я думаю, первый раз всегда запоминается.
Это был заказ на традиционное доминирование в полном наряде. На работу я по-прежнему ходила в коже, причем — с удовольствием. Я отхлестала его до крови, изрыгая свои обычные вычурные непристойности, от которых он моментально кончил. Такие задания мне очень нравились, потому что клиенту нельзя тебя трогать. Это испортит эффект. Мы несколько часов провели наедине. Ничего необычного не происходило. Потом я услышала, что Уолтерс тихо подзывает меня из-за двери. Я приказала клиенту ждать и не рыпаться, а то плохо будет, и в замешательстве вышла наружу. Уолтерс никогда не вмешивается. Он дает проводить сеансы как мне заблагорассудится. Он знает, что я профессионал. Но в этот раз Уолтерс вел себя очень странно. Он был напряжен до крайности, но ничего не говорил. Он вывел меня в сад. Я стояла голая, только в маске и в высоких черных сапогах. По телу медленно поползли мурашки беспокойства.
