Ознакомительная версия. Доступно 32 страниц из 160
И потому-то «извинения» американского государства перед индейцами звучат как издевательство, ведь когда индейцы вновь пытаются добиться для себя хоть какой-то реальной республики, хоть какой-то государственной автономии, в ответ звучит лишь гробовое молчание или происходят аресты активистов, выступающих за независимость, а законы, стоящие на страже «национальных интересов» США, предполагают длительные сроки заключения; американские тюрьмы забиты индейцами! Но где, скажите мне, крики правозащитников? Почему их не слыхать? Тишина… Но это очень характерная тишина.
Территории, в которые зубами вгрызлись англоязычные «хозяева», не так-то просто у них изъять, но, несмотря на это, ячейки индейского сопротивления продолжают свою борьбу, надеясь, что скоро «долларовая пирамида» начнет разрушаться, а мощь репрессивной машины вашингтонского режима ослабнет. Вашингтон породил слишком много врагов, он обидел и унизил слишком многих, но те, кого он не успел уничтожить, собираются ему мстить.
Глава 3
История ранних войн и агрессий США
Для того чтоб понять природу американской свободы, демократии по-американски, а главное — стереотип отношения американской «элиты» к окружающему миру, а также характер войн США против государств и территорий разных регионов этого мира, нужно определить тот состав, из которого сложено коллективное бессознательное этой элиты, ответить на вопрос — на чем оно базируется?
Как гласит старинная русская поговорка: «Овес родится от овса, а пес от пса», смысл ее в том, что от собачьей крови не может произойти нечто совершенно инаковое, отличное от псины. Так и с американским истоком — он проистекает от грабительских, пиратских колоний, появлявшихся с начала семнадцатого века на американском побережье и собиравших с морей-океанов такой сброд, что про него и рассказывать-то в приличном обществе неловко. Свобода этих людей заключалась в вольном грабеже, насилии и полной безнаказанности. Любопытная деталь: английская корона поощряла эти делишки и даже благословляла их! Сама английская королева не брезговала ступить на борт судна «джентльменов удачи» и, напутствуя, провожала их в дальнюю дорогу.
Англии было выгодно пиратство, и плевать хотела сия христианская держава на моральную сторону вопроса, хотя любой мог содрогнуться, узнав о том, что творили посланники Альбиона в Новом Свете, что они собой представляли.
Промышлявшие на морях вооруженные головорезы принадлежали к нескольким разным «званиям»: были обычные пираты, которые грабили сами по себе, были рейдеры — по сути, те же пираты, но состоящие в официальном флоте королевства и действовавшие в рамках права войны, а были так называемые каперы и приватиры — любопытнейшая, надо сказать, категория «джентльменов удачи». Каперы — немецкий вариант, приватирами назывались именно английские пираты, они грабили суда воюющей (против Англии) державы или нейтральных стран, имея официальную разрешительную грамоту на это, то есть благословение Ее Величества.
Нелестная деталь для «добропорядочной английской монархии», не делающая ей чести… но такое происходило на самом деле. Каперство было широко распространено, на него выдавали официальные патенты, просуществовало оно аж до самого 1856 года, когда было запрещено в Европе, хотя власти США отказались присоединиться к морской декларации, запрещающей каперство, объясняя отказ тем, что боятся ослабить свои военные возможности перед лицом более сильных морских держав.
В молодой Америке приватирство принимало самые замысловатые формы, ведь «демократические» власти США охотно выдавали патенты каперов, даже способствовали переманиванию английских моряков на корабли американских приватиров, «укрепляя независимость и морскую безопасность молодой демократии». Американские приватиры встречались как в «чистом виде» (то есть пираты, жившие только за счет грабежа), так и в «половинчатом», то есть в обличье дельцов, которые вообще-то занимались чем-то вроде купечества, а каперский патент брали у правительства США (благо стоил он недорого) на всякий случай: вдруг подвернется случай безнаказанно ограбить какое-нибудь богатенькое, но слабо защищенное судно!
Молодая американская «демократия» крепла и богатела как могла, кто-то из ее свободолюбцев грабил банально, кто-то замысловато и с выдумкой, кто-то торговал людьми, хватая в Африке перепуганных негров, заталкивая на судно до полутысячи человек, но привозя лишь половину или треть (остальных, погибших от болезней или проявивших «неповиновение», скармливая акулам), кто-то «расчищал территорию», уничтожая краснокожих туземцев, короче говоря, все были при деле!
Слово «приватир» что-то напоминает! Трудно отделаться от мысли, что и форма и содержание этого понятия очень родственны слову «приватизатор», ведь деятельность дельцов, орудовавших под флагом российской, вернее — постсоветской приватизации, весьма похожа на происки приватиров, которые являлись не обычными пиратами, а грабителями, имевшими официальное разрешение на сию деятельность. Нужно отметить, что так же как приватиры далеко не всегда следовали предписанным для них правилам (а правила были, и ограничения существовали-таки), так и постперестроечные приватизаторы, ох, нечасто были честны даже в тех рамках, которые предписывал закон о приватизации.
Приватизация, поток которой пришел к нам с запада, из тех самых Англии и США, будто несла с собою дух именно той «свободы», которую претворяли в жизнь американские «демократы», и хотя со времен каперства прошли века, менялось многое, но душа вашингтонских «свободолюбивых завоеваний» оставалась прежней, и, по сути, «приватизация в России» явилась одной из войн против нас, вернее — одной из акций, которую провернули приватиры, будто ступившие в двадцатый век из прошлых эпох.
И дело даже не в самой проблеме передачи общенародной собственности в частные руки (эта передача может быть очень разной), а именно в том, КАК это было сделано в России под давлением американской фронды. А происходило именно пиратство, приватирство, на котором нажилось немало дельцов, в том числе и американских. Потому-то я и говорю всякий раз, что для исправления положения нам нужна деамериканизация общественного сознания, деамериканизация права, деамериканизация морали.
Однако вернемся в начало семнадцатого века, когда девственные просторы Нового Света начинали наполняться англоязыкими искателями необычной судьбы.
В Новую Англию и на территорию Северной Америки вообще подавались самые разные люди, были и пуритане, уже упомянутые мной в предыдущей главе, были люди, искренне желавшие начать совершенно новую жизнь, работая на себя, но основную и, пожалуй, подавляющую часть белого населения первых колоний составляли преступники: либо осужденные в Англии и сосланные за океан, либо поощряемые ею и оттого более распоясанные и циничные.
Элита американского общества произрастала из среды, для которой пиратство, грабеж и насилие было не только оправданным, но и естественным делом, храм «американской свободы» начал возводиться на доходы от труда черных рабов, эксплуатируемых на землях, отнятых у индейцев.
Что могло произрасти из корня такой «элиты»? Во что могло вырасти это древо? Чему может научить других такая «демократия»?
Ознакомительная версия. Доступно 32 страниц из 160
