Что ж, это не так страшно! Можно попробовать пробраться через верх забора. Ведь Манечка уже знает, как подняться на ножки и стать высокой!
Пункт первый. Подошвы.
Пункт второй. Ухватиться за эти железки.
Пункт третий, последний. Выпрямить коленки.
Да! Как раз на уровне груди, там, где на кофточке вышит утенок, в ограде большая поперечная щель. Даже не щель, а целое окошко, в которое можно просунуть голову… и плечи, и руки…
Идите сюда, заводные человечки! И вы, автомобильчики, тоже сворачивайте ко мне!
Сейчас я вас… Только еще немножко подтянусь на прутьях, а затем оттолкнусь слегка… Вот так, подставь мне свою спинку, верная Белоснежка!
Все идет хорошо…
Все шло бы хорошо, если бы не раздался чей-то истошный, звериный вопль. Не может быть, чтобы мамин:
— А-а-а! Балкон! Восьмой этаж!
Мамины руки вцепляются в Машу крепко и больно. Мамин запах совсем близко, мамино искаженное лицо: рот страшно открыт, как будто она хочет проглотить свою доченьку…
Девочка чувствует, как податливая спинка Белоснежки выскальзывает из-под ног.
Видно: кошка уже по ту сторону ограды и летит, летит прямо к заводным машинкам.
Визжат тормоза, у автомобильчиков разом кончается завод, и они резко останавливаются возле белой киски, которая тоже вдруг стала совсем маленькой и неподвижной, а вокруг нее почему-то растекся красный клюквенный кисель…
Однако все это больше не имеет значения, потому что Манечка на руках у мамы. Мама рядом! Она нашлась! Ей удалось улизнуть от кровожадной волосатой ноги.
Но почему она опять плачет? Теперь уже по-настоящему, навзрыд, а не теми короткими стонами. Непорядок: в доме разрешено реветь одной лишь Маше.
Откуда ни возьмись появился папа. Он не смеется, как обычно. Он молча укладывает в чемодан свою шахматную доску. Похожую на кафельный пол той зарешеченной площадки, которую называют «балконом».
Больше Маша не видела ни папы, ни балкона, ни кошки Белоснежки, названной в честь диснеевской героини.
Они стали жить с мамой совсем в другой квартире, на втором этаже.
К счастью, в этом спокойном жилище страшная волосатая нога с синяком на большом пальце не объявилась ни разу. И вообще, Маша не помнит, чтобы сюда хоть раз приходили мужчины…
Позже, уже спустя годы, они завели новую киску, трехцветную Пуську. Так и коротали дни втроем.
Мама невесело шутила:
— Бабье царство. Три девицы под окном…
Глава 9
Не стать пешке королевой
— Почему вы плачете?
— Машеньке разрешено.
Бездумно произнесла эту фразу — и опомнилась.
Детское видение растворилось, как дымок, оставив после себя лишь тяжесть в груди да мокрые дорожки слез на щеках. Остальное — по-прежнему.
Дача. Электрический свет. Летчик. Он улыбается так, будто у него совсем ничего не болит. А ведь падал-то небось с большей высоты, чем балкон восьмого этажа! Крепкий народ мужчины.
А вот ей — больно. Правда, непонятно где. Везде. И хочется, чтобы кто-нибудь пожалел.
Нет, не кто-нибудь. А именно он, Иоанн Соколов. Или… папа.
Откуда Иоанн догадался о Машином желании?
— Машеньке разрешено, — ласково подтвердил он. — Хорошей девочке все разрешено. Ничего, поплачь!
Слезы от этого полились пуще прежнего. А ведь это стыдно! И потом… нос покраснеет и распухнет. И глаза станут как у кролика.
И вообще: с ума она, что ли, сошла? Больной все еще на полу, а она тут разнюнилась.
— Давайте-ка на диван, я вам помогу. Спать пора, вам нужен покой.
— Кто это сказал?
— Ну… он, — кивнула Мария на дверь, за которой скрылся побитый Белецкий.
— А! Ему, конечно, виднее.
— Все-таки биолог. Понимает.
— Да, понимает. У него, как я видел, вообще губа не дура. Красивую девушку, к примеру, на коленках подержать…
— То есть… вы, значит, видели? А сказали — ничего не помните!
— Да так… мельком… будто сквозь туман!
— Туман, — укоризненно покачала головой Мария. — Сами же и напускаете туману! Не морочьте мне голову. Я не совсем еще идиотка.
— Не совсем, — насмешливо согласился он.
— Ладно. — Как ни старалась Маша, но рассердиться на него не смогла. — Сверху вниз вы хорошо умеете скакать — что с неба, что с кровати. А обратно взобраться я вам все-таки помогу.
— А я помогу мне помогать. Ноги-то у меня в порядке.
— Я заметила. Каратист. Ну, раз-два — взяли!
— Спасибо. А ты спишь наверху? Спальня там, на втором этаже?
— Н-нет…
До Иоанна наконец дошло:
— Боже мой! Так я занял единственное в доме ложе! Дама — на полу! Дудки, так не пойдет.
— Пойдет. Не вздумайте опять спрыгнуть! Для одного дня это уже слишком. Будете лежать как миленький где вам велено.
— Ты за кого меня принимаешь, Машенька?
— А мы что, уже на «ты»?
— Я — да. И ты, кстати, не возражала.
— Разве? Я не заметила.
— Ты плакала.
— Теперь успокоилась, как видите. Так что давайте…
— Давай.
— Ну хорошо. Давай не спорь. Я пока что тут хозяйка.
— Знаешь поговорку: «Хозяин — раб гостя»? Обожаю спать на полу. Это мое любимое занятие.
— Тогда я вовсе не лягу.
— Тогда я тоже.
— Ты уже лежишь.
— Но не сплю. И не усну. Буду бдеть. Итак, чем займемся? Порешаем задачки по аэродинамике?
— Я в физике полный ноль. Как говорила наша учительница — «торричеллиева пустота».
— Зачем же тут все эти книжки?
— Отцовские.
— Вот как… А мне показалось — мы родственные души.
— Родственные? Уволь! Порхать где-то там? — Она подняла пальчик к потолку.
Опять — вспышка памяти. Балкон. Восьмой этаж. Неподвижная Белоснежка в луже крови. Теперь-то Маша отлично понимала, что то был не клюквенный кисель…
Отец укладывает в чемодан шахматную доску… Он уходит навсегда. Дочь так и не успела по-настоящему узнать его, а ведь он любил маленькую Марию… Он построил для нее этот пряничный домик.
Взгляд упал на голые ноги летчика. Гладкие, не волосатые. Не страшные. Но разглядывать их неприлично.
— Накройся. Простудишься.
А он не сводит глаз с ее плеч. И это тоже неприлично. Маша поднимает с пола брезентовую ветровку, но Иоанн останавливает ее:
