Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 46
– Наверное, – пожимает плечами Ирина, – он уже полгода как в Питер перебрался, а там заработки побольше.
– Так и хорошо, – смеюсь я, – глядишь, и вам полегче будет…
После обеда Ирина, распрощавшись («ну, счастливо тебе, звони мне на мобильный, если что, не стесняйся, деньги на телефон мне мой тоже положил») и проверив еще раз составленный для меня список («вроде ничего не забыла, опять же звони, если что»), уходит.
– Пойдемте чайку еще попьем, Ксения Андреевна, – говорит Зинаида Геннадьевна, – вдвоем мы с вами остались…
Конец дня прошел спокойно. Я порасспрашивала о работе, проверила еще раз папки, сделала для себя еще несколько заметок, чтобы можно было потом вспомнить, что говорила Ирина, и, закончив таким образом первый день, отправилась на раскоп.
Стройка встретила меня непривычной тишиной. Сторож, выглянувший из своего вагончика, кивнул, узнавая, и снова скрылся. Пустая камералка показалась холодной и неуютной, несмотря на то что все было прибрано, лотки аккуратно стояли около входа, а тетради стопочкой лежали на столе. Два часа разбирала я находки, записывала в таблицы и даже помыла керамику, но никто так и не появился. Сказать, что я ждала кого-то конкретно – нет, но когда никто так и не пришел, я почему-то подумала, что это довольно грустно.
Я пошла к камню. Теплая поверхность показалась живой и ласковой. Я легко и осторожно провела пальцами по медвежьему следу и уже почти привычно прижалась к нему щекой. Пусть никого нет, пусть… Расскажи мне что-нибудь, медвежий камень, у тебя ведь тоже бывали трудные дни…
– Жертвы на нем приносят, жертвы духу медведя! – резкий голос раздается откуда-то сбоку.
Андрейка живо обернулся, но, кто конкретно произнес злые слова, не понял: все что-то говорят, но голоса сливаются в общий невнятный шум. Андрейка проходил мимо, но, услышав слова про камень, остановился и подошел ближе к кучке людей, стоявших посреди улицы, увидел среди них отца и протиснулся к нему. Из обрывков отдельных фраз он понял, что снова обсуждают странных людей, живущих в лесу.
– Нет там никого, – попытался сказать Андрейка, – никто не приходит по ночам к камню, – но никто его не услышал.
– Уничтожить камень нужно! Отвадим тогда и пришлых… – раздался резкий голос в толпе.
Андрейка присмотрелся, но за спинами не увидел говорящего.
– Нет в лесу никого, – повысил голос мальчишка, – я каждую ночь у камня дежурю, ни разу не приходил никто!
На мгновение устанавливается тишина.
– Безбожника ростишь, Олеша, – вкрадчиво прошептал тот же голос. Но шепот этот слышен всем. – В храм ходить нужно, а он к камню бегает!
Олешка нахмурил косматые брови и твердо положил руку на плечо сына:
– Он ходит в храм, как положено православному. А что лес любит и знает, что не боится ничего – так это только хорошо. Воин растет, охотник, защитник.
Дома отец предупредил:
– Осторожнее, Андрейка, не всегда можно говорить все. И осторожнее в лесу. Может, пока и не стоит тебе ночевать у камня?
– Я буду осторожен, – Андрейка был благодарен отцу, что тот не запрещал, а лишь советовал ему, – я не буду спать.
В ответ отец молча покивал головой.
Не знал Андрейка, что в эту ночь ему действительно не придется спать. Когда сгустились сумерки и солнце скрылось за дальними холмами, оставив лишь слабую угасающую полоску на краю неба, Андрейка, прихватив из дома кусок хлеба, пошел в лес. Он шел, настороженно вглядываясь в темнеющие заросли и чутко вслушиваясь в лесные звуки. Он ничего не боялся, ничего не искал, эта чуткость была привычкой, а внимательность и осторожность – необходимостью для выживания в лесу. Все было привычно для Андрейки в этом лесу: и узкая тропинка, то петляющая между густых зарослей орешника, то стремительно и ровно перерезающая полянку, и старые деревья, укрывающие своими ветвями молодую поросль, и ручеек, весело и игриво бегущий под толстыми поваленными бревнами и бойко прыгающий по небольшим камушкам. Привычно отмечал мальчишка следы косуль, перескочивших песчаный овраг, ствол, ободранный толстой шкурой лося, чесавшего спину, примятую траву кабаньего лежбища. Андрейка шел легкими, неслышными шагами охотника, перепрыгивая ямки, легко наклоняясь под густыми ветками. Все было привычно, все хорошо, все правильно. Скоро уже должен был показаться медвежий камень…
Андрей резко остановился на краю знакомой поляны. Как будто темной пеленой полоснула по глазам открывшаяся ему картина. Медвежий камень залит чем-то темным. Андрейка еще не подошел к нему, он еще не дотронулся до темно-красной жидкости, стекающей по камню и уходящей в землю, но уже понял, что это кровь. Подойдя ближе, он потянул носом воздух, наклонился к камню, опустился на землю и внимательно посмотрел все вокруг. Потом выпрямился и стер рукавом набежавшую непрошеную слезу. Постоял немного, всем телом ощущая жар, идущий от камня. Потом стянул с себя рубаху и направился к ручью. Он будет мочить рубаху в воде и смывать кровь с раскаленного камня. Он будет работать всю ночь. Он устанет, но будет продолжать мыть медвежий камень.
Последующие дни мало отличались от первого. На новой работе оказалось довольно много дел. Действительно приходило много людей – нужны были и акты, и договоры, потом вдруг выяснилось, что ко всем уже подписанным проектам необходимы исторические справки, а это ни много ни мало шестнадцать памятников! Хорошо, что я работала в музее и вообще историк, – знала и где материал взять, и как его подать, так что справки составила. Мишель заходил несколько раз: один раз принес акты по законченному участку на подпись, потом пришел совершенно без дела, рассказал, какие новости на раскопе и в музее, решив, видимо, что это мне интересно. Конечно-конечно, и поесть принес. В общем, скучать не приходилось, и день пролетал незаметно. А после работы я шла на пустой раскоп. Разбирала лотки, все прибирала и шла к камню, чтобы хотя бы минуту постоять у теплого валуна. А назавтра опять люди, звонки, бумаги… И так почти всю неделю. Выходные пролетели незаметно, мы с детьми съездили в лес, набрали грибов – весь вечер их чистили, а в воскресенье – домашние дела, уроки и что-то совсем неинтересное по телевизору. Понедельник начался тоже обычно – звонки, бумаги на работе, лотки и тетрадки на раскопе. Однообразно и спокойно.
Я сидела в камералке и записывала статистические данные в таблицу. Вдруг прямо под моим окном раздался глухой голос:
– Ну, что нового?
Человек спрашивал спокойно, даже лениво, как будто говорил с приятелем.
В ответ кто-то пробурчал довольно неразборчиво:
– Ничего.
– Я плачу тебе, чтобы хоть что-то происходило. – Интонация говорившего не поменялась нисколько, ни тон, ни манера его речи, но в этом спокойном ленивом голосе вдруг так явно почувствовалась угроза, что я замерла.
Я испугалась. Так испугалась, что боялась не то что пошевелиться, но даже скрипнуть карандашом или перелистнуть тетрадь, да что там тетрадь – я вздохнуть боялась. И при этом мне так хотелось посмотреть, кто это разговаривает, что я с трудом сдерживалась, чтобы не подойти к окну и не выглянуть. Послышался скрип шагов. Это мужчины отошли чуть дальше от моего окна, и от этого стало хуже слышно, о чем они говорят. Можно было перевести дух. Шальная мысль пришла неожиданно: конечно, раз мне их почти не слышно, следовательно, и они меня не слышат, а значит, можно осторожно встать и, пройдя несколько шагов по коридору, выглянуть в соседнее окно. Слава богу, дверей-то у нас нет и рам нет – скрипеть не будут! Главное – под ноги смотреть, чтобы на стекло или деревяху какую не наступить.
Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 46
