Ознакомительная версия. Доступно 8 страниц из 38
– Ну что таращишься?! – выпалила Джим, все еще злясь на Майлса. – Правда же я выгляжу как идиотка? – поинтересовалась она у обступивших ее девушек. – Форменная дура… На Тоск-стрит меня бы на смех подняли…
Девушки загалдели и, перебивая друг друга, начали расхваливать Джим:
– Просто чудо!
– Восхитительно!
– Такая хорошенькая!
– Все мужчины будут у ваших ног!
– Присоединяюсь к общим комплиментам. – Майлс даже отвесил Джим поклон в знак восхищения. – Но что же, ты так и будешь стоять у кабинки? Может, пройдешься?
– Пройдешься? Легко сказать, Волосатый! – пробурчала про себя Джим.
Ей такого труда стоило надеть на свои ноги эти ходули! А теперь Майлс предлагает еще и пройтись в них. Она же не циркачка, в конце-то концов. Джим, сколько себя помнила, всегда носила кроссовки. Она разве что не родилась в них… Но разве может Джим объяснить это Волосатому, который смотрит на нее своими медовыми глазищами и улыбается так, как будто она испекла ему торт ко дню рождения?
Джим испустила глубокий вздох. Ничего не поделаешь. Раз уж она вырядилась в эти шмотки, придется учиться их носить… Стараясь не обращать внимания на Майлса и девиц, глазеющих на нее, как на ребенка, делающего первые шажки, Джим сосредоточилась на ненавистных каблуках. Шагать было больно. Будто в ноги впивались какие-то невидимые иголки. Да еще и неудобно. Джим носило в разные стороны. Она боялась, что упадет на глазах у Майлса и сломает себе ноги. Шаг. Еще шаг… И еще один шажок… Джим подняла глаза, чтобы торжествующе взглянуть на Майлса, но сделала это напрасно. Один неверный шаг, и ее нога, обутая в «ходули», поскользнулась на полу, покрытом гладкими плитками.
Случилось то, чего Джим боялась больше всего: она упала прямо под ноги Майлсу. Пытаясь соскрести свое тело с белоснежных плит, Джим не чувствовала боли. Она ощущала только стыд. И от этого стыда на ее глаза навернулись слезы. Съежившись, Джим ждала взрыва хохота. Особенно громко, наверное, рассмеется Майлс, подумала Джим. Уж ему-то есть над чем посмеяться: жалкий заморыш, которого он вытащил из трущоб, грохнулся у всех на виду, растекся, как желе, по полу… Но Джим не заплачет. Ведь она не хочет, чтобы Майлс и эти девицы видели ее глупые детские слезы…
Но, к великому удивлению Джим, никто не засмеялся. Майлс наклонился к ней без тени улыбки на лице и протянул ей руку. В его золотисто-коричневых глазах, которые сейчас казались Джим почти желтыми, светилась тревога. Он волнуется из-за меня! – догадалась девушка и доверчиво вложила свою маленькую ладонь в его руку. Рука Майлса оказалась неожиданно теплой. А Джим почему-то казалось, что его рука непременно должна быть холодной, такой же, как он сам. Но ей было приятно, что она ошиблась. Потому что прикосновение к этой теплой руке, которой Джим доверилась, не только помогло ей подняться, но и наполнило ее душу нежным, светлым чувством. Теперь она не казалась себе одиноким зверьком, загнанным в ловушку. У Джим вдруг возникло ощущение, что рядом с ней появился человек, который поможет ей, укроет от бед. И это доверие, это прикосновение, это тепло – все казалось Джим удивительным и таким приятным. Она еще раз заглянула в глаза Майлса и, улыбнувшись, ответила его обеспокоенному взгляду:
– Мне ни капельки не больно.
– Слава богу. А я испугался, что ты вывихнула себе ногу. – Джим уже поднялась, но Майлс по-прежнему держал ее руку в своей. – Может, на всякий случай, я вызову врача?
– Нет-нет, не нужно, – торопливо ответила Джим. Она до смерти боялась врачей, потому что помнила, сколько боли эти люди причинили ее матери. Они приезжали несколько раз и кололи Коре Маккинли какие-то лекарства, от которых бедной женщине становилось только хуже. – Честно-честно, у меня все в порядке…
Майлс отпустил ее руку и пожал плечами.
– Ну, если ты считаешь, что все в порядке… Что ж, я могу тебя поздравить: сегодня ты получила первый опыт хождения на каблуках.
– Да уж… Эти ходули – что-то ужасное, – пожаловалась Джим девушкам, окружавшим ее и Майлса. – И как только вы в них ходите…
– Мы привыкли, – улыбнувшись, ответила ей одна из девушек. – Вначале, конечно, было трудно… Но, как говорится, красота требует жертв…
– А разве нельзя быть красивой без каблуков? – удивилась Джим.
– Можно и без каблуков. Только вначале нужно попробовать все, а потом выбрать, в чем ты выглядишь лучше.
– А-а… – протянула Джим и покосилась на Майлса. – А можно, я сама выберу то, что мне нравится?
– И опять влезешь в джинсы? – недоверчиво поинтересовался Майлс. – Нет уж. Вначале я куплю тебе то, что считаю нужным, а потом… Потом посмотрим на твое поведение.
Джим насупилась. Этот Волосатый такой упрямый. И во всем гнет свою линию. Он совершенно не хочет с ней считаться. Но выбирать не приходилось. Джим взяла ярко-красное платье, которое всучил ей Майлс, и, стиснув зубы, отправилась в кабинку для переодевания.
Увидев выбор Майлса, девушки с сомнением переглянулись.
– Думаю, красный – не ее цвет, – обратилась к Майлсу одна из них, та, что беседовала с Джим о каблуках. – К ее глазам изумительно подошел бы зеленый…
– Сейчас увидим, – пожал плечами Майлс, выжидающе глядя на кабинку.
Примерно в таком же алом платье Майлс видел Викторию Исприн, когда они с друзьями ездили на уик-энд. Виктория сразила всех мужчин, которые были в то время в загородном доме. Золотые волосы, рассыпавшиеся по алому шелку, голубые глаза, в которых застыло бездонное море. Она была восхитительна… Майлс не мог отвести от нее влюбленных глаз и все старался, чтобы Виктория не заметила его взгляда…
Виктория Исприн была для Майлса идеалом женской красоты и грации. Ему казалось, эта женщина обладает всеми качествами, которые восхищают и вдохновляют мужчин. Она была королевой из королев, самой утонченной леди, изящной, грациозной, загадочной, непредсказуемой и блистательной. На ее фоне меркли самые красивые женщины города. И так считал не только Майлс…
Виктория поселилась в его сердце давно, но Майлс до сих пор не осмелился сделать первый шаг. Он был уверенным в себе мужчиной. И женщины смотрели ему вслед, когда он, в своем черном пальто, на которое падали его темные вьющиеся кудри, шел по улице или переходил от столика к столику на званом ужине. За эту странную, темную красоту Майлса прозвали «Темным ангелом». Ему льстило это прозвище, так же как и внимание женщин. Но Майлсу не нужны были кратковременные романы. Он ждал большого светлого чувства, которое длилось бы долго и основывалось бы не на страсти, не на влечении, а на понимании и взаимном интересе. Майлс очень боялся ошибиться и связать свою судьбу с кем-то, кто вскоре бы надоел ему. Может быть, поэтому он до сих пор не мог признаться Виктории в своих чувствах? А может быть, потому, что у него было недостаточно средств, чтобы обеспечить свою будущую жену, которая отнюдь не бедствовала в родительском доме? Майлс и сам не понимал причины, по которой тянул с признанием.
Ознакомительная версия. Доступно 8 страниц из 38
