— Ты же сказал, что он часто бывает в разъездах. Если бы здесь жила я, то никогда бы не покидала это место.
— Правда? — Казалось, он удивился. Похоже, у него другое представление о Шелдейл-хаусе. Они пошли по траве.
— Я думал, эта местность покажется тебе холодной и суровой.
Эмма посмотрела на него с удивлением.
— Холодной? Ты шутишь? Да ты только посмотри! Она обвела рукой вокруг. — Подумай, сколько любви и труда нужно было вложить, чтобы все это росло и цвело! Поколения и поколения садовников трудились здесь, они вложили в эту работу свою душу и сердце.
Он проследил за ее жестом, но, кажется, этот вид не очень его вдохновил.
— Но это их работа.
Она улыбнулась и покачала головой. Он просто не имел представления обо всем этом.
— Прополка и борьба с сорняками — их работа, и выращивание растений — тоже, но создание этой красоты — это дело их любви, поверь мне.
Некоторое время он смотрел на лужайку перед домом, на сад.
— Я никогда не думал об этом, — тихо промолвил он.
Она пожала плечами.
— Конечно, немногие люди над этим задумываются. И в самом деле, зачем тебе над этим думать? Ведь не ты же здесь живешь. Ты не привык ко всей этой красоте. Большинство людей, увидев подобное место, просто подумают, как здесь красиво, не более. Я же думаю, что это великое мастерство. Это своего рода шедевр.
— Я очень рад, что ты воспринимаешь это таким образом.
— Конечно, а как же иначе? — Она еще раз глубоко вздохнула, словно вбирая в себя всю окружающую красоту. — Ладно. И где же ты делал свои фотографии?
— Какие фотографии? — Он был несколько ошарашен, но быстро сообразил. — Ах, да. Я снимал... вон там. — Осмотревшись кругом, он направился к цветнику.
Пока они шли, Эмма не переставала восхищаться.
— Так, значит, все это великолепие принадлежит всего лишь одному человеку?
Джон кивнул.
— Точнее, одной семье. — Он посмотрел вокруг, словно они могли встретить здесь кого-нибудь из членов этой семьи. — Но вообще-то из династии Паллизеров практически никого не осталось, так что можно сказать, что все это принадлежит одному человеку. У него много обязанностей, поэтому он так редко здесь бывает.
— Очень жаль. У него есть дети?
Джон от души рассмеялся.
— Дети? Почему ты решила об этом спросить?
А почему это его так развеселило?
— Ну, это место словно создано для того, чтобы здесь резвились ребятишки.
Он сурово посмотрел на нее.
— Ты, должно быть, шутишь.
— Вовсе нет. Что может быть лучше, чем расти в подобном месте, окруженном таким великолепием!
— Да, здесь просторно, — сказал он, с трудом улыбнувшись. — Но огромные пространства делают пас крошечными.
Она только рассмеялась в ответ на его циничные слова.
— Ого, да ты, кажется, пессимист! А я думаю, что это место было бы отличной игровой площадкой для детишек. Свежий воздух, огромные лужайки, есть где побегать, порезвиться, и старые темные сады, где можно отлично прятаться. Просто великолепно!
Он слегка поморщился, однако сохранил серьезное выражение лица.
— Возможно, ты немного преувеличиваешь.
Впрочем, исходя из того, что она слышала о детстве детей аристократов, он был прав.
— И все же, если бы я здесь жила, я бы сделала это место теплым, как весенний дождь, а не холодным, как ты сказал о нем. В его взгляде появилось странное выражение, он остановился и внимательно посмотрел на нее.
— Я верю, что ты так и поступила быт.
Они дошли до густых посадок деревьев, и Эмма была рада переменить тему:
— Что это? Чаща? Он едва посмотрел в ту сторону.
—Да.
— Пойдем туда.
Он тянул ее назад.
— А я думал, что ты хотела увидеть «Сердце святого Петра».
Она засмеялась и легонько толкнула его в бок.
— О ради Бога, Джон, мы же можем остановится и понюхать розы, ну хоть немного.
Мгновение он колебался, потом тяжело вздохнул и сказал:
— Ну хорошо. И пропустил ее вперед. Она ступила на дорожку из кирпича.
— Когда ты был здесь в последний раз?
— Я давно здесь не был, наверное, несколько лет.
Она остановилась и повернулась к нему
— А когда же ты делал свои фотографии?
Он переступил с ноги на ногу и огляделся круг.
— Те фотографии были сделаны где-то четыре года назад, кажется.
— Ну, это недавно. — Она снова зашагала вперед, проводя рукой по листве. — Не думаю, что что-нибудь изменилось за это время.
— Да, не так много.
Эмма завернула за угол, потом обогнула один, вдыхая прохладный запах листвы, земли, травы.
— Черт, кажется, мы ходим по кругу — Она повернулась к нему и рассмеялась. — Видишь? Не забавно ли?
— Вообще-то... — сказал он и сделал шаг ей на встречу. Ей показалось, что в этот момент они с друг с другом и стали одним существом. — Судя по выражению твоих глаз, это выглядит несколько иначе. — Он помедлил, а потом добавил: — Это мило.
Внутри у нее все задрожало.
— Итак, ты доволен, что пошел со мной?
Он ласково улыбнулся ей и указал на нее пальцем:
— А, так тебе нравится быть всегда правой, не так ли, мисс Лоуренс?
Она почувствовала, как краска заливает ее щеки.
— Это не так важно для меня. А для тебя?
Он коснулся кончика ее носа, а затем подбородка.
— Да, я рад, что пошел с тобой.
Она в смущении закусила губу.
— Я тоже очень рада.
Интересно, поцелует он ее сейчас? Она задержала дыхание, надеясь, что он это сделает, и даже чуть наклонила голову набок.
Он застыл перед ней, и на какой-то миг она почувствовала, как он приближается. Внезапно он отступил назад и стал смотреть на небо, его зеленые глаза стали серыми, потеряв блеск в вечерних сумерках. Сердце Эммы застыло в разочаровании.
— Становится темно, — предупредил он тихим голосом, который ей так нравился. — А нам надо еще успеть найти твое растение.
— Ладно, ты прав, — согласилась она.
В полном молчании они проследовали к маленькой узкой долине, которую Эмма помнила по фотографии Джона. Они прошли около полукилометра, прежде чем достигли ее. Там росли несколько огромных дубов, а рядом на большом участке — ноготки и столь желанное для нее «Сердце святого Петра». Эмма затаила дыхание. Она медленно подошла, опустилась на колени и осторожно взяла стебель двумя пальцами.
