Живо представляю себе Гарольда, и в сердце усиливается боль. Я знаю его лицо настолько хорошо, что помню даже то, что у него на лбу, слева, у самых корней волос небольшая ямочка – след ветрянки, которой он переболел в четырнадцать лет. И почти незаметную морщинку, что появилась над бровью несколько недель назад. Не исключено, что о ее существовании не знает и он сам. Задумчиво киваю.
– Если понурил голову и часто кивает, значит, да, что-то не так… Вообще-то он всегда очень уверен в себе и голову держит высоко поднятой…
– Я практически не сомневаюсь, что с этой девицей у него ничего серьезного, – убежденно произносит Джошуа, поворачиваясь ко мне. – И что он даже не думает рвать отношения с тобой. А если увидит здесь тебя, перепугается до смерти.
Если бы все было так, как говорит Джошуа! Я, наверное, смогла бы простить Гарольда. Для приличия, разумеется, подулась бы, может сказала бы, что не желаю его больше знать, но под напором уговоров и обещаний определенно не устояла бы. Со временем улеглись бы и боль и обида. Только верны ли догадки Джошуа? Медленно, будто малейшее движение причиняет мне боль, качаю головой.
– Не знаю… – Внезапно к сердцу подступает парализующий страх и будущее кажется настолько бессмысленным, а этот ужин, встреча с бывшим страстным любовником и то, что сегодня он играет роль жилетки для моих слез, представляются до того нелепыми, что я резко поднимаю руки и прижимаю их высоко к груди, почти к горлу. – Не знаю!..
5
– Выпей еще воды, – велит Джошуа настолько строго и настолько ласково, что мне и в голову не приходит перечить.
Послушно делаю несколько глотков и смотрю на него так, будто отныне полностью завишу от него и жду дальнейших указаний.
– Теперь откинься на спинку стула, отведи плечи немного назад, потом опусти вниз. Спину держи прямо.
– Это еще зачем? – настороженно спрашиваю я.
– Чтобы раскрыть область сердца и было легче дышать, – терпеливо объясняет Джошуа.
Следую его совету и замечаю, как, наблюдая за моими голыми чуть тронутыми загаром плечами, он меняется в лице и отворачивается. Какое-то время смущенно молчим. Джошуа берет себя в руки и снова смотрит на меня почти бесстрастным взглядом.
– Отлично. Молодец. А теперь сделаем вот что: раз думать о другом у тебя не выходит и совершенно не тянет охаивать эту белобрысую, надо поговорить о том, про что сейчас все твои мысли.
Непонимающе сдвигаю брови.
– Расскажи мне о вас с Гарольдом, – просит Джошуа. – О чем хочешь. Объясни, что в нынешних обстоятельствах тебя больше всего пугает, опиши свои чувства. Если, конечно, доверяешь мне, – многозначительно прибавляет он.
– Гм… – Сначала я теряюсь, не знаю, с чего начать, но Джошуа меня не торопит.
Чтобы я почувствовала себя раскованнее, он с невозмутимым видом приступает к ужину. Соберись, мол, с мыслями и поведай обо всем, как говорится с чувством, с толком. Мне спешить некуда. Я отдыхаю после рабочего дня. Могу заодно и выслушать тебя.
– Понимаешь, когда отношения начинаются с легкого взаимного влечения, а потом, пройдя все стадии, какие положено, постепенно переливаются в прочный незыблемый фундамент всей твоей жизни, ты совершенно перестаешь чувствовать себя отдельным человеком, – не вполне твердо, но все смелее и смелее произношу я.
– По-твоему, это единственный путь к чему-то серьезному, нерушимому? Легкое влечение, все без исключения стадии и так далее? – осторожно спрашивает Джошуа, явно пытаясь казаться невозмутимым, но чутье подсказывает мне, что мой ответ важен и для него самого, поэтому я стараюсь взвесить каждое слово.
– По-моему, это наиболее надежный путь. Во всяком случае, если выбираешь именно его, снижается вероятность разочарований и потрясений. Сначала ты как следует узнаешь человека, потом шаг за шагом сближаешься с ним… – Берусь за голову и наклоняю ее вниз, но тут вспоминаю, что спину следует держать прямо, и снова поднимаю голову. – Впрочем, тут верных рецептов нет. Наша с Гарольдом история вон к чему привела…
– Вот именно, – говорит Джошуа, многозначительно на меня глядя.
– В любом случае, я чувствую себя так, что все вдруг лишилось смысла. Зачем к чему-то стремиться? Для чего оно, светлое будущее, если в нем не будет Гарольда? Мне одной ничего не нужно…
– Гарольд не единственный в мире мужчина, – глядя в точку посередине стола, медленно произносит Джошуа. – Может, есть на свете другой человек, с которым появится еще более прочный фундамент?
– Более прочный? – Усмехаюсь. – Это невозможно. И потом по-настоящему твой человек в мире единственный, все остальное не имеет значения.
Лицо Джошуа напрягается, он плотнее сжимает губы. Я размышляю о том, сколь интимные воспоминания нас связывают, и задумываюсь, не причиняю ли ему боль. Нет, не может такого быть, говорю сама себе. Мы были знакомы всего сутки и ничего не успели друг о друге узнать. Наш роман был прямой противоположностью отношениям с Гарольдом – блеснул и погас, канув в вечность. И хоть отголоски той ночи живы в моей душе до сих пор, это лишь отзвуки безумной страсти, не подкрепленной, по сути, ничем…
Какое-то время Джошуа молчит, потом вдруг поднимает глаза и смотрит на меня вполне спокойным взглядом.
– Полагаешь, что твой единственный Гарольд?
– Ни секунды в этом не сомневаюсь, – бормочу я. – Только раньше было чертовски приятно от этих мыслей, а теперь будто к сердцу привязали груз. – Безрадостно улыбаюсь. – Такое чувство, что, если у нас все наладится, груз никуда не исчезнет и придется тащить его за собой до гробовой доски.
– Тебе это нужно?
– Если бы можно было выбирать, я, конечно, предпочла бы шагать по жизни без лишних тяжестей. Но раз складывается так… Придется терпеть.
– А не проще ли освободиться от груза и от отношений, в которых, может, еще будет что-нибудь хорошее, но никогда не будет главного – доверия? Оно исчезает сразу.
Задумываюсь над его словами, и становится до того мерзко, что хочется навек укрыться от правды в коконе сладкой лжи. Кручу головой.
– Нет, не представляю. Нам друг без друга нельзя, понимаешь?
– Может, так только кажется?
Я хватаю с колен салфетку и в порыве негодования так крепко сжимаю ее в руках, что ткань чуть не лопается. Джошуа поднимает руку.
– Только не кипятись.
– Да как тут не… – задыхаясь начинаю я, но он меня перебивает:
– Хорошо, обещаю, что больше не буду задавать подобных вопросов. Рассказывай дальше. Выговорись.
Какое-то время молчу, раздумывая, стоит ли навязывать ему подробности нашей с Гарольдом любви, но ловлю себя на том, что спастись сейчас можно лишь так: слова теснятся в груди, сдавливают сердце и молят выпустить их наружу. Настороженно смотрю на Джошуа, пытаясь угадать, действительно ли он готов слушать, не станет ли снова иронизировать и возражать. Будто читая мои мысли, он приподнимает руки – показывает, что спорить не намерен. В его взгляде серьезность и непритворная готовность разделить мою беду. Во всяком случае, мне так кажется. Тем летом в Камбрилисе я и предположить не могла, что он может быть настолько участливым.
