— Эта женщина просто колдунья… Красивая, влекущая, нежная… — то и дело слетало с его губ, когда он принимал душ, завтракал, одевался. — И черт возьми, мне до умопомрачения хочется заставить эту колдунью забыть обо всех на свете страхах!.. А еще… я с огромным удовольствием сделал бы ее своей…
Проснувшись утром, Александра ощутила себя другим человеком. Первое, о чем она вспомнила, было — к ее великому стыду — вовсе не состояние тети, а вчерашний вечер в обществе Уолтера.
Вернее, Роберта. Теперь они называли друг друга по имени.
Делая зарядку, принимая душ, завтракая, нанося на лицо легкий макияж, она еще и еще раз прокручивала в голове то или иное мгновение их свидания. И злилась на себя за неумение отделаться от глупых мыслей.
— Да, он просто замечательный, — громко беседовала она сама с собой. — Умный, интересный, обаятельный. И меня, как это ни удивительно, влечет к нему с невероятной силой. Но я твердо знаю, что все замечательные любовные истории когда-нибудь заканчиваются. И что от этого потом становится дьявольски больно. Поэтому я не должна позволять себе увлекаться им. Не должна! С меня довольно страданий и слез! Буду воспринимать его как друга. Как друг он вполне меня устраивает.
Она давала себе клятву не думать о Роберте как о мужчине, но в ее памяти тут же невольно всплывала их вчерашняя сцена прощания. Он всего лишь провел пальцем по ее лицу — нежно и бережно, как будто погладил крыло бабочки. Ничего другого себе не позволил, словно чувствовал, что с нею следует обращаться крайне осторожно… Но как при этом смотрел на нее! Вовсе не по-дружески. С обожанием пылкого влюбленного.
Александру охватило дурманящее возбуждение, и она тут же вспомнила о своей клятве и обругала себя, не стесняясь в выражениях.
Однако думы о Роберте преследовали ее и по дороге в больницу, и даже во время разговора с тетей.
Та встретила племянницу бодрой улыбкой.
— Я уже совсем не боюсь операции, детка! — заявила она, едва завидев Алекс на пороге. — Подумала, что чему быть, того не миновать, и решила не нервничать понапрасну. Вот распрощаюсь с этой гадостью и начну совсем другую жизнь. Возьму себе за правило гулять каждый день перед сном, буду почаще баловать себя любимым картофельным пирогом, ходить в кино, на концерты, в театр. — Она виновато улыбнулась. — А главное, как можно скорее вернусь в университет.
Александра рассмеялась.
— То есть займешься тем, чем занималась всегда: заполнишь работой все свое время. А значит, ничегошеньки не изменишь в жизни!
— Ну-ну, перестань укорять меня, — проворчала тетя Вилма шутливым тоном. ~ Моя беда в том, что без студентов, лекций и привычной суеты я не в состоянии существовать, понимаешь? — Она помолчала. ~ Правильнее сказать, это не моя беда, а мое счастье…
Александра поцеловала ее.
— Конечно, это счастье, когда так сильно любишь свое дело. Многие люди всю жизнь недовольны работой, вот это настоящая беда. Нам же с тобой везет!
— Правильно, детка. — Тетя Вилма приподнялась на локтях с намерением поправить подушку.
Алекс быстро сообразила, что она собирается сделать, и помогла ей.
— Доктор Уолтер сегодня почему-то еще не появлялся, — заметила тетя.
На щеках Алекс заиграл румянец, и она отвела взгляд, боясь выдать свое смущение.
— Сегодня он появится в больнице только во второй половине дня, — сообщила она, стараясь выглядеть как можно более безразличной. — С утра занимается наукой.
— Ты разговаривала с ним после того, как ушла вчера от меня? — спросила тетя.
Румянец Александры стал ярче. Она задумалась, стоит ли рассказывать кому бы то ни было о вчерашнем ужине с Робертом.
Естественно, и родители, и тетя желали ей скорейшего обретения нового счастья — другой любви, встречи с другим человеком. Правда, об этом они никогда не заговаривали с ней напрямую, но она угадывала их мысли по поведению, взглядам, вздохам.
Если тетя Вилма узнает о ее вчерашнем свидании с Уолтером, то вообразит Бог весть что. Начнет фантазировать, чего доброго позвонит сестре и под большим секретом все ей выболтает. А та, большая любительница раздувать из мухи слона, еще затеет тайную подготовку к свадьбе.
Нет, решила Алекс, о моем ужине с Уолтером никто не должен знать.
— Девочка моя, я спросила, разговаривала ли ты вчера с доктором, — повторила тетя.
Александра невозмутимо кивнула.
— Да, разговаривала. Он еще раз уверил меня, что твоя операция несложная. Кстати, я звонила маме. Она молится за тебя, передает привет.
Побыв в больнице еще минут двадцать, Александра засобиралась уходить. Дежурная сестра попросила ее не задерживаться сегодня у тети надолго.
— Я позвоню доктору Уолтеру вечером. Спрошу, на какое время назначена операция и все ли в порядке. Завтра приеду. В самый ответственный момент непременно буду находиться с тобой рядом. — Она с наигранной строгостью погрозила тете пальцем. — Будь умницей!
— Постараюсь.
Они обнялись, и Александра вышла из палаты.
Перед встречей с Джоном Фостером она успела заехать домой, выпить кофе и переодеться. От волнения внутри у нее все замирало, голова слегка кружилась, но, подходя к условленному месту, Алекс выглядела спокойной и уверенной в себе.
Фостер встретил ее ликующим возгласом. Сказал, что чрезвычайно рад, провел по театру, а после пригласил в кафе, расположенное неподалеку. Здесь, за чашкой горячего шоколада, он действительно сделал ей отличное предложение: исполнить роль девушки-служанки, помогающей своей хозяйке, молодой графине, бежать с любимым из родительского дома.
— Роль довольно маленькая, но, сами понимаете, это только начало, — живо жестикулируя, сказал Фостер. — Если у вас все получится, в чем лично я ничуть не сомневаюсь, то я предложу вам что-нибудь поинтереснее. — Он улыбнулся. — До сих пор не могу забыть «Ее трагедию». Вы станцевали тогда гениально.
Александра пожала плечами.
— Мне очень приятно вновь слышать от вас такие слова, но…
— Прошу вас, оставьте эти «но», — мягко перебил ее Фостер. — Я люблю техничных, сильных, артистичных танцоров, а вы отнеситесь именно к этой категории. Если мое предложение пришлось вам по душе, то в понедельник я жду вас на первую репетицию.
От счастья Александре стало трудно дышать. К похвалам Мейдина она давно привыкла. От хореографа же столь маститого слышала лестные отзывы всего раз в жизни, причем в тот момент они для нее практически ничего не значили.
— На репетицию я приду с огромным удовольствием, — пробормотала она.
— Очень рад!
Они вышли на улицу и тепло попрощались.
Домой Александра летела как на крыльях. Желание поскорее приступить к работе бурлило в ней, требуя выхода. Она представляла, как выйдет на сцену «Ковент-Гардена», и ее сердце благоговейно замирало, а в кончиках пальцев ощущалось приятное покалывание.
