– У меня на вес есть право! Твоя выходка даст мне право на все! Ты можешь представить, как я себя чувствовал? Я устроил вечер, чтобы объявить о твоей свадьбе, но не смог найти тебя! Я не знал, что сказать! Альфред был так оскорблен, что ушел, даже не попрощавшись! Он был в ярости и ушел, хлопнув дверью, на глазах у гостей! А как унижена твоя мать! Ведь об этом вечере говорил весь Вашингтон! Вот именно – говорил… Потому что сейчас о нас уже не говорят, над нами смеются!
– В том-то и дело, отец, – пробормотала Карен. – Твой вечер. Мамин вечер. Вечер Альфреда. Вы устроили этот вечер для себя. А как же я? Почему никто не спросил меня: «Тебе все это нужно, Карен? Ты хочешь стать женой Альфреда? Ты любишь его?» Никто не спросил меня об этом, никто…
Вскочив из-за стола, Баррет отшвырнул стул к книжным стеллажам. Его лицо побагровело, глаза сверкали.
– Черт возьми, о чем ты говоришь? – прошипел он, пристально глядя на дочь.
– О том же, отец, о чем говорю уже несколько недель. Я не люблю Альфреда Уитакера и не выйду за него замуж. Поэтому я и ушла с твоего вечера. Я была с Вэнсом Паксто-иом в саду.
Баррет стремительно обошел стол и остановился перед дочерью; глаза его побелели от ярости, руки дрожали. Внезапно он размахнулся и ударил Карен по щеке с такой силой, что она, налетев на глобус, стоявший в углу, упала на пол. С трудом поднявшись на ноги, девушка повернулась к отцу, ожидая следующего удара. При падении халат ее распахнулся, и сейчас она стояла перед Барретом почти обнаженная.
Глядя на нее, он в ярости закричал:
– Шлюха!
– Шлюха? – переспросила Карен. – Ты называешь шлюхой собственную дочь? – Какое-то время они молча смотрели друг на друга. Потом Карен, внезапно сообразив, что отец видит ее наготу, еще шире распахнула халат. – Ты полагаешь, что именно такими бывают шлюхи? – спросила она.
Баррет тотчас отвернулся к окну. Лицо его посерело. Карен же, запахнув наконец халат, проговорила:
– Я привела себя в порядок. Можешь еще раз ударить меня, если хочешь.
По-прежнему глядя в окно, Баррет пробормотал:
– Карен, прости, что я ударил тебя. Я знаю, ты хочешь жить так, как тебе нравится, во всяком случае, не желаешь подчиняться воле родителей. Но пойми, у каждого есть свои обязанности. И у тебя тоже. Ты из довольно богатой и влиятельной семьи, а значит, должна войти, в другую семью – еще более богатую и влиятельную. И тебе, как и мне, придется взять на себя определенные обязательства. Я не сержусь, что ты полюбила этого техасца. Пакстон довольно красивый мужчина. Более того, полагаю, что он… весьма привлекателен физически. Такие вещи всегда действуют на женщин. Это и неудивительно, даже простительно, если только женщина не слишком увлекается. – Баррет утер платком лоб, потом снова заговорил: – Но этой ночью ты переступила грань… и поставила всех в очень неловкое положение. Надеюсь, все еще можно исправить. Сегодня в десять я должен встретиться с Альфредом и его отцом. Я им скажу, что ты ужасно волновалась, намекну на женское нездоровье, которое приключилось у тебя так некстати, и, как и Ретта, солгу, скажу, что ты заснула на диване в гардеробной. А днем, надеюсь, ты встретишься с Альфредом и извинишься перед ним по всем правилам. Если Альфред примет твои извинения, то, возможно, венчание не придется откладывать. Ты выйдешь замуж за Альфреда Уитакера, это решено. Ты поняла меня?
Ответом ему было молчание.
– Ты поняла меня? – Баррет наконец-то отвернулся от окна – и увидел, что дочери в комнате нет.
Выбежав в коридор, он услышал легкие шаги: Карен поднималась по лестнице. Подбежав к перилам, Баррет закричал громовым голосом:
– Ты выйдешь замуж за Альфреда Уитакера! В ответ наверху громко хлопнула дверь.
Ровно в девять Пакетом подъехал к Стене дуэлей. Привязав коня, он затаился в кустах и приготовился ждать – Вэнс был уверен, что Карен придет.
Было почти одиннадцать, когда вдалеке появилась бегущая фигурка. Золотистые волосы девушки развевались на ветру, а трепещущее белое платье облегало стройные ножки. Вэнс судорожно сглотнул. Он вдруг подумал о том, что навсегда запомнит ее именно такой – бегущей по лугу мимо цветущих кустарников.
Миновав заброшенный домик, стоявший у стены, Карен бросилась в объятия Вэнса. Кончились несколько часов разлуки, показавшиеся влюбленным вечностью. Крепко прижав Карен к груди, Вэнс впился поцелуем в ее губы. Затем, чуть отстранившись, внимательно посмотрел на нее.
– Что случилось?.
– Мы с папой уже поговорили… Но трудно понять друг друга, когда бьют по лицу.
– Неужели этот сукин…
– Нет, Вэнс, он мой отец, – перебила Карен. – Просто он очень расстроился и не знает, что делать, не понимает, что происходит. Он не в силах справиться со мной, но не может ничего поделать, потому и злится.
– Мне следовало пойти с тобой.
Карен почувствовала, как напряглись мышцы под льняной сорочкой Вэнса. В следующее мгновение его кулак обрушился на каменную стену. Девушка накрыла руку Вэнса ладонью. Затем поднесла его пальцы к синяку на своем лице.
– Это просто глупо, – сказала она, улыбнувшись. – Кулаками ничего не решишь. Даже подумать страшно, что могло бы произойти, если бы ты был там. Нет, Вэнс, тебе не следовало туда идти. Я прекрасно понимаю отца.
– А вот я ничего не понимаю, – проворчал техасец.
– Для моего отца очень важен союз Хэмптонов и Уитакеров. А мои чувства – нет. Я для него всего лишь разменная монета, и мое мнение в расчет не принимается. Отец просто утратил над собой контроль, потому и ударил меня, ударил первый раз в жизни. Потом отец кричал на меня и велел оставаться дома, поэтому мне пришлось дождаться, когда он уедет. Я слышала, как мама плакала в своей комнате. Я к ней стучалась, но она не впустила меня.
Вэнс отвел Карен за полуразрушенный дом, и она снова обняла его и поцеловала. Затем, усевшись на траву, проговорила:
– Расскажи мне о Техасе. Вэнс усмехнулся.
– Что именно ты хочешь узнать?
– Не знаю. Расскажи все.
– Мисс Хэмптон, вам предстоит узнать очень много. Разве вам не известно, что одному человеку не рассказать всего о Техасе? Техас слишком велик, настолько велик, что сотне людей понадобится лет сто, чтобы рассказать о Техасе все.
– Хвастун! Расскажи тогда хоть что-нибудь.
– Слушаюсь, мэм, – кивнул техасец.
Карен с улыбкой наблюдала, как Вэнс потрогал сначала один ус, потом другой. Она уже успела заметить, что он всегда теребит усы, когда задумывается о чем-то.
– Итак, – заговорил наконец Вэнс, – если ты посмотришь на север от нашего ранчо, то увидишь гряду невысоких скал, напоминающих лежащего на спине человека. На закате эти скалы кажутся сиреневыми, и они очень красивые. Как и команчи, мы называем их Спящим Гигантом. Команчи верят, что это и в самом деле живое существо, вернее, один из богов. Индейцы говорят, что когда-нибудь Гигант пробудится, уведет всех белых из Техаса и разрушит их форты и города – вообще все, что белые там понастроили. А потом, в течение пяти лет, жизнь индейцев будет становиться все лучше и лучше. После чего Гигант опять ляжет спать, но он сможет лишь задремать, потому что крики людей и бой их барабанов не дадут ему заснуть крепко. И тогда Гигант решит, что настало время исполнить «последний танец войны». Гигант уничтожит всех людей, кроме команчей, потому что они – избранный народ. Он поведет их в свой вигвам, где все великие люди из туманного прошлого веселятся и курят трубки.
