— Дьявол меня побери, если я знаю. — Ривлин недовольно покрутил головой. — Меня должны были направить на юг штата Миссури разбираться с угрозами федеральному судье, но в самый последний момент предписание изменилось. По неизвестной причине кто-то решил, что я лучше любого другого доставлю вас в Левенуэрт. Что ж, так или иначе, но я это сделаю.
У Мадди возникло ощущение, что, узнай Килпатрик, кто ему удружил с этим поручением, он бы с ним непременно посчитался.
— Может, этот кто-то питает к вам ненависть, — заметила она. — Или хочет убить вас, как и меня.
Ривлин с минуту помолчал, прежде чем ответить.
— Не слишком многие радуются тому, что я существую, но это вовсе не те люди, кто желает вам смерти, а вашим недоброжелателям как раз не с руки, что вас сопровождаю я.
Что ж, это очень похоже на правду. Но Мадди не сомневалась, что немало нашлось бы охотников стереть Килпатрика с лица земли. Он из тех, кому опасно перебегать дорогу, но в достаточной мере джентльмен, чтобы повернуться спиной к леди, которая купается, и в достаточной степени добрый человек, чтобы пришить недостающие пуговицы; и он же в случае необходимости может быть твердым и холодным, как сталь. Он убил Мэрфи не моргнув глазом.
Мадди бросила на своего спутника осторожный взгляд. Все-таки он очень красив в седле… Как это Майра говорила? Настоящий мужчина? Тогда это выражение показалось Мадди странным, но теперь она понимала, что Майра имела в виду. Таким, как Ривлин Килпатрик, многие хотели подражать.
Как он поступил бы, если бы она бросила ему вызов? Можно держать пари — ей не удалось бы удрать. Он мог испепелить ее взглядом, мог ругаться, мог угрожать — все это ее не остановило бы. Единственное действенное средство — швырнуть ее из седла на землю и навалиться на нее, не причиняя особой боли.
Мадди задохнулась при одном воспоминании об этом, сердце ее бешено забилось. И тут же она заставила себя прогнать грозное видение и сосредоточиться на расстилающейся перед ней безрадостной холмистой равнине. Лето стояло жаркое и сухое, невысокая трава давно пожухла, утратила краски и приобрела цвет потускневшего золота. Небо казалось толстым и плоским серым одеялом, а солнце сияло так, словно было где-то далеко от этих мест и от этого времени. Воздух, которым Мадди дышала, становился все прохладнее, влажность сгущалась с каждым порывом ветра, проносящегося над равниной. Гроза надвигалась с северо-запада, и облака на переднем крае грозового фронта при слабом свете зари казались особенно густыми, темными и тяжелыми.
Мадди поплотнее запахнула воротник и покрепче устроилась в седле.
— Остановитесь на минуту, — негромко скомандовал ее страж, натягивая поводья.
Мадди подчинилась и молча наблюдала за тем, как Ривлин извлекает из ее скатки непромокаемый плащ. Положив плащ себе на колени, он полез в карман за ключом от наручников. Мадди подождала, пока он достанет ключ, и протянула руки. Когда он отомкнул замок с одной стороны, она натянула на себя длинный плащ.
— Расскажите мне об этих посредниках, Ратледж. Кто они? Что вы знаете о них, о чем не должны поведать всем?
Мадди, не дожидаясь напоминаний, защелкнула кольцо на руке.
— Мне пришлось иметь дело с тремя. Том Фоли, главный агент, его помощники Сэм Лэйн и Билл Коллинз.
Килпатрик тронул коня, а Мадди, следуя за ним, продолжала рассказывать:
— Что мне о них известно? Не много. Том Фоли — уроженец Нью-Йорка, носит жилеты, вышитые золотом и серебром, черный касторовый цилиндр и до блеска начищенные ботинки. Любит бренди двадцатилетней выдержки, дорогие сигары и молоденьких женщин… предпочтительно моложе, чем его бренди. Сэм и Билл скроены по той же мерке, но не такие щеголи, как Том. Сэм — парень вспыльчивый и потерял немало зубов за то, что постоянно их оскаливал. Он игрок, и если не храпит в углу конторы агентства, значит, ищите его за ближайшим игорным столом. Билла можно обнаружить похрапывающим практически в любом месте и в любое время дня. Том — пьянчужка, мужик бесхитростный и простоватый; в тех редких случаях, когда он бодрствует, он попросту пустое место. Сэм родом из Огайо, Билл — из Индианы. Что касается того, чем они занимаются…
Неожиданно замолчав, Мадди пригляделась к тому, что происходило вокруг. Трава уже намокла, краски потемнели, и контраст между янтарными и золотыми пятнами на земле и свинцово-серым небом являл собой захватывающее зрелище.
— Так чем же они занимаются?
Мадди пожала плечами и начала говорить о том, о чем Ривлин скорее всего и так уже знал.
— Окружной судья сказал, что происходящее в Талекуа ничем не отличается от того, что происходит во всех других местах, где живут индейцы. До них никому нет дела — индейцы есть индейцы и не заслуживают ничего лучшего, чем испорченное мясо, изъеденные крысами и молью одеяла, червивая мука, гнилые семена и ломаный инвентарь. Судья был вынужден принимать мои жалобы, потому что так велит закон, но он тут же признавал их лишенными основания. Однако, как я уже говорила, судьей был Джордж Фоли, старший брат Тома, так что я ничего и не ждала от органов правосудия.
Ривлин повернул голову и с изумлением посмотрел на Мадди. Итак, она подавала жалобы на агента-посредника его собственному брату? Святый Боже, она, как видно, решила пробить стену лбом — другого разумного объяснения ее действиям не подберешь.
Вместо того чтобы растолковывать Мадди и без того очевидные причины ее неудач, он спросил:
— Каким образом Фоли, Лэйн и Коллинз получили должности агентов-посредников?
— Мне это точно не известно. Когда я приехала в Талекуа, достопочтенный Уинтерс говорил мне, что во время войны все они служили в интендантском подразделении — там-то и научились воровать. — Мадди невесело усмехнулась. — Надо полагать, так же как и Мэрфи.
— А этот ваш Уинтерс, — встрепенулся Ривлин. — Расскажите мне о нем.
— Он был милым стариком. Я думаю, что меня отправили в миссию скорее в качестве его экономки, кухарки и вообще компаньонки, чем учительницы.
— Был? — быстро переспросил Ривлин.
— Он умер в то время, когда я ждала суда по обвинению в убийстве.
— А как он умер?
— Лег вечером спать, а наутро не проснулся. Ему было уже под восемьдесят, и сил старику едва хватало даже на то, чтобы в воскресенье подняться на кафедру и произнести короткую проповедь.
— Выдвигал ли когда-нибудь этот добрый пастырь официальные обвинения против агентов-посредников?
— Он делал это до моего приезда, а потом возложил эту обязанность на меня. Дорога в суд была для него тяжела чисто физически. Я думаю, он просто устал вести бесплодную борьбу.
Что ж, достопочтенный Уинтерс обладал здравым смыслом, чтобы вовремя уйти со сцены, а вот что касается учительницы… Не попади она в тюрьму, наверняка и до сих пор ездила бы в суд и подавала жалобы на брата судьи.
— Есть ли еще хоть один человек, который мог бы свидетельствовать против Фоли, Лэйна и Коллинза?
