— Так мои подарки не понравились вам, Маура?
Он задал этот банальный вопрос только ради того, чтобы держать свою жертву в напряжении. Как он и предвидел, она отвела глаза, но прежде в них промелькнуло удивление: его тон показался ей слишком мягким.
— Подарки? — Она вымолвила это так тихо, что виконту пришлось наклониться ближе, иначе он не расслышал бы. — Вы так и называли их, когда посылали своего человека в особняк вашего отца?
Решение приобрести для Мауры два тома, которые так увлекли ее, не было минутной прихотью виконта. Эверод чувствовал, что, не спугни он ее в тот день, она бы вернулась к своей тетушке, прижимая к груди драгоценную добычу. А так ему доставляло извращенное удовольствие сознавать, что всякий раз, как Маура станет читать книгу госпожи Радклиф, она невольно вспомнит о нем.
— А как их расценили вы? — ответил он вопросом на вопрос.
— Как предостережение. — Маура обхватила себя руками, словно ей было холодно. — Как издевку. Как средство вынудить меня довести до сведения лорда Уоррингтона тот факт, что вы ничего не забыли и никого из нас не простили.
Да, сидевшая напротив него девушка была весьма догадлива. Выбранные им дары предназначались для того, чтобы лишить ее самообладания и, быть может, даже выманить из убежища — дома его отца. Этот расчет блестяще оправдался. В конце-то концов, вместо того чтобы сидеть в саду, уткнувшись в книгу, Маура Кигли ринулась прямехонько к нему!
— Как я понимаю, вы не рассказали моему отцу о нашей встрече? — Этот вопрос тоже оказался излишним: Эверод был уверен в том, что она этого не сделала.
— Нет, — отвечала Маура сердито. — Граф полагает, что у меня появился таинственный поклонник.
Эверод залился смехом.
— Пораженный в самое сердце ухажер мисс Кигли! Какая прелесть!
Она вспыхнула до корней волос.
— Так вы считаете, что я слишком некрасива, чтобы в меня мог влюбиться джентльмен? — спросила Маура дрожавшим от возмущения голосом.
Виконт задел ее женскую гордость, а рассерженная женщина непредсказуема. Эверод заметил, что даже кучер с осуждением покачал головой: господин допустил грубый промах.
— Вы не так поняли. Меня позабавило предположение отца, Маура. Вы красивая девушка, — добавил он, поморщившись от того, как банально это прозвучало.
Маура не успокоилась. По правде говоря, гнев только делал ее краше.
— Послушайте, лорд Эверод, я уже не дитя! Я давно не заплетаю косичек, и у меня не возникает желания бегать босиком и лазать по деревьям.
Ага! Он ждал, вспомнит ли она о первых месяцах, проведенных в Уоррингтон-холле после замужества тетушки. Маура носилась по лугам с ним и Роуэном, срывала и ела дикие ягоды и болтала ногами в ручье, пока братья удили рыбу, пытаясь поразить ее своими талантами.
Именно Эверод научил ее взбираться на деревья. Лорд и леди Кортвилл с неодобрением относились к такому роду занятий. Эвероду же нравилось показывать новой кузине мир, в котором он жил, пока Жоржетта не заманила его в свою паутину искушений и страсти.
— Я смотрю на вас, Маура Кигли, — произнес он спокойным тоном, — и не вижу больше той девочки, какой вы когда-то были. Разве что… — он погладил ее подбородок, — вот это. И еще глаза. Выражение невинности в женских глазах пленяет. Оно искреннее или Жоржетта уже обучила вас своим уловкам?
Этот вопрос развеял очарование беспомощности, которое так привлекало в ней. Эверод был пресыщенным распутником, и в его мире не было места невинности. Явление редкое и хрупкое, оно быстро исчезало. Он убрал руку с подбородка девушки.
Маура откашлялась и сказала:
— Мы отклонились от цели, которая привела нас сюда.
— Вы имеете в виду ваше недовольство моими подарками?
Она оставила насмешку без ответа. Вместо этого Маура распустила шнурок на своем ридикюле и засунула руку внутрь. Когда же она вынула руку, ее пальцы крепко сжимали серебряный нож для разрезания бумаги. Кончик ножа был направлен прямо в живот Эверода.
Виконт равнодушно смотрел на лезвие.
— Вы замыслили убийство, Маура?
Возмущение вспыхнуло в ее глазах прежде, чем она сумела подобрать слова для ответа на этот вопрос.
— Я знаю, что вы меня ненавидите, но как вам могло прийти в голову, будто я…
— Я вас ненавижу? — отозвался Эверод, поднимая бровь и обдумывая про себя это обвинение. — Для чего же мне испытывать ненависть, когда к прекрасной даме можно питать куда более трогательные чувства?
От удивления девушка открыла рот, не в силах произнести ни звука. Вспомнив о своем намерении, она вернула ему нож, опустив острие. Как только Эверод взял его, она вновь полезла в ридикюль. Через мгновение к ножу присоединился флакончик духов. Эверод не успел возразить, как на свет божий явилась брошь.
— Простите, что не принесла двухтомник госпожи Рад-клиф: в ридикюле он не помещался, а я не хотела, чтобы кто-нибудь…
— Маура, одну минутку!
По выражению ее лица и напряженной позе он догадался, что речь она заготовила заранее. Переложив флакончик духов в другую руку, Эверод опустил нож в один из внутренних карманов своего сюртука. Не зная, что ему делать с духами, виконт завернул их в платок, и они тоже исчезли в кармане. Теперь он откинулся на сиденье и приготовился слушать ее.
— Я хотела бы похвалить ваш тонкий вкус, милорд. Вы так подобрали подарки, что постороннему наблюдателю они ровно ни о чем не говорили, а у меня каждый из них вызвал именно те чувства, на которые вы рассчитывали. — Девушка выпалила это на одном дыхании и остановилась, чтобы набрать воздуха. Ее глаза наполнились слезами (а Эверод-то надеялся, что они иссякли!), и это подчеркивало глубину ее страдания.
Виконт заерзал на сиденье.
— Маура!
Она остановила его жестом.
— Умоляю, позвольте мне закончить! Я не рассказала ни о чем ни вашему отцу, ни моей тетушке, потому что именно этого, как я понимаю, вы и добивались. — Тут она сообразила, что все еще держит брошь, и вложила ее в руку виконта. — Мне ведь так и не представилась возможность поговорить с вами, после того как… — Маура сделала новый судорожный вдох, заставив Эверода подумать о том, не собирается ли она падать в обморок. — После того… — Маура никак не могла произнести фразу до конца, а Эверод не собирался облегчать ей задачу.
Справившись с наплывом противоречивых чувств, девушка продолжала:
— Если бы только мы встретились на следующий день, через неделю или через месяц, я бы рассказала вам, как сильно скорблю о той роли, которую сыграла в вашем изгнании. Да если б я только знала, что ваш отец так безжалостно набросится на родного сына, я бы ни за что не…
Ее неуверенные извинения, перемежавшиеся слезами, вызвали у Эверода прилив необъяснимого гнева.
