— Вы шутите?!
— Три недели, Виола. И все эти три недели мы почти не будем разлучаться.
Сердце Виолы упало.
— Это невозможно. У нас обоих есть определенные обязательства, дела…
— Придется от чего-то отказаться, а что-то перенести на более поздний срок. Нам нужно как можно больше бывать вместе.
— Но зачем? У нас нет общих друзей, если, разумеется, не считать Дилана и Грейс, и то лишь потому, что они отказываются принять чью-то сторону. У нас нет взаимных интересов. Нам не о чем говорить. У нас вообще нет ничего общего.
— А раньше нам было о чем поговорить. И было чем заняться вместе. Помнишь?
Последнее слово прозвучало с поразительной нежностью. Но она велела себе не обращать на это внимания.
— Мы даже не ездим на одни и те же вечеринки. И вращаемся в абсолютно разных кругах.
— Это скоро изменится. Не пройдет и месяца, как лорд и леди Хэммонд начнут получать приглашения на двоих. Я об этом позабочусь.
— О небо! — ахнула она. — Я была права. Вы родились на свет для того, чтобы мучить меня.
— Если мы собираемся заключить перемирие, значит, прежде всего должны быть вместе, независимо от того, живем мы под одной крышей или нет.
— Не нужно мне никакого перемирия. И я не хочу, чтобы мы жили вместе.
— Но вам нужно время, — уточнил он. — Вы потребовали три недели и согласились на условия. В противном случае я обращусь в палату лордов прямо сейчас, и уже через два дня мы будем делить одну спальню и одну постель.
Он сделает это. Когда глаза Джона превращались в застывший янтарь, никто и ничто не могло поколебать его. Она знает это по горькому опыту.
— Прекрасно, — сдалась она скрепя сердце. Подумать только, он загнал ее в угол, и теперь ей некуда деваться! — Три недели. Но предупреждаю, Хэммонд, я сделаю все, чтобы вы поняли, насколько бесплодны эти попытки примирения. Будет лучше, если вы откажетесь от этой идеи.
— Значит, я предупрежден. Будьте готовы в среду, в два часа я приеду за вами.
— Куда мы поедем?
— Я везу вас в свой дом на Блумсбери-сквер.
Она с подозрением и тревогой уставилась на него.
— Зачем?
— Ни к чему так расстраиваться. Я не похищаю вас, Виола. Просто хочу, чтобы вы своими глазами увидели дом. Если выберете его в качестве нашей лондонской резиденции, наверное, прежде всего захотите что-то там изменить.
— Сомневаюсь.
— Можете потратить любые суммы.
— Спасибо за такое великодушие, Хэммонд. С вашей стороны весьма щедро предоставить в мое распоряжение деньги Энтони, но…
— И мои тоже, — перебил он. — Поместья и вложения в различные предприятия приносят огромный доход благодаря нам обоим.
Как она ненавидела, когда он рассуждал так благоразумно! Она сразу чувствовала, что у нее долг перед этим человеком, и поэтому не хотела видеть его таким… рассудительным.
— Я ценю ваше предложение и благодарю зато, что позволили мне заново обставить ваш дом, — деланно улыбнулась она, — но, по-моему, все это совершенно бесполезно.
— Ваше нежелание поддержать меня просто убивает. Не понимаю, почему вы не на седьмом небе от таких перспектив!
— На седьмом небе?
Она воззрилась на него и хотела возмутиться, но заметила веселый блеск в его глазах.
— Да. Вы обожаете обставлять дома. Всегда обожали. А теперь получили вескую причину разорить все магазины.
Любая жена бросилась бы ему на шею и осыпала благодарными поцелуями.
— Мечтайте сколько угодно.
— И буду. Я живу ради этого дня. Конечно, когда этот день настанет, боюсь, я умру на месте от потрясения. А потом вы пожалеете, что не осыпали меня поцелуями.
«Не дразни меня. Только не дразни. Просто уходи». Она набрала в грудь побольше воздуха и сказала:
— Я так и не смогла решить, что именно в вашем остроумии раздражает больше всего. Те остроты, которые могут ранить человека, или веселые, дружелюбные шутки, которые окружающие находят столь очаровательными?
— А ведь было время, когда вам все во мне нравилось. Ирония заключается в том, что ни то ни другое не выражает всей глубины моего характера.
С этим загадочным замечанием он поклонился и направился к двери.
— Я не шучу, Хэммонд! — крикнула она вслед. — Никакого примирения не будет!
— Да, со стороны кажется, что шансов мало, — согласился он, — Я должен поставить на себя в «Бруксе». Полагаю, выигрыш будет огромным.
Виола досадливо поморщилась:
— В «Бруксе» делают ставки на наше примирение?
Он остановился и удивленно посмотрел на нее.
— Разумеется. И в «Уайтсе», и в «Будлзе» тоже, насколько я понимаю. Вернется ли леди Хэммонд на брачное ложе еще до окончания сезона? И что станет делать Хэммонд, если этого не произойдет?
Сгоравшая от стыда Виола тихо застонала.
— Боже, спаси нас, бедных женщин, от джентльменов и их клубов.
— Бросьте, Виола, — усмехнулся он. — По-моему, это комплимент вашему упрямству и силе воли, тем более что на меня ставят весьма немногие.
— А вас забавляет что все мужчины считают меня такой фурией, перед которой никому не устоять, — сухо бросила она.
Этот негодяй еще и смеется!
Прислонившись плечом к косяку, он скрестил руки на груди.
— Я не обсуждаю то, о чем говорят в клубах. О чем беседуют между собой мужчины, лучше не знать. Ни одной женщине не полагается об этом знать, иначе они так возмутятся, что навеки лишат нас счастья пребывать в их обществе.
— Ничего не скажешь, велика потеря.
— Разумеется, велика, ибо в этом случае все человечество просто вымрет! — ухмыльнулся Джон, прежде чем исчезнуть за дверью. Но из коридора до нее донесся его голос: — Среда, Виола. Два часа.
Он всегда ухитряется оставить за собой последнее слово! Ненавистный человек! Не хватало еще, чтобы она проводила с ним время. Все же это лучше, чем жить с ним, а сегодня она добилась трехнедельной отсрочки. Остается надеяться, что стратегия выжидания оправдает себя, ибо иного выхода у нее просто нет.
Глава 5
Два дня спустя Джон получил все основания сомневаться в том, что его идея показать дом Виоле была блестящей.
Он начал снимать на сезон лондонский дом два года назад, когда они с Виолой перестали делать вид, будто от их брака хоть что-то осталось. Именно он и сделал последний шаг, решив, что нет смысла соблюдать приличия во время сезона, если все в обществе знали, что остальное время года каждый из супругов живет собственной жизнью. Более того, он был не в состоянии вынести еще одну мучительную весну в одном доме с супругой, ночуя при этом в разных спальнях.
