Единственная помимо нас женщина в комнате была миссис Стекли, жена директора, которая сунула мне в руки понос с сандвичами и попросила обнести гостей, а потом вернуть поднос на кухню.
Я разносила уже третий понос с сандвичами, когда Марго взяла его у меня из рук и отдала молодому человеку, похожему на аспиранта, каких я видела во время завтрака в пансионе, и велела ему обнести гостей, а потом отнести поднос на кухню, что он и сделал.
Марго была настолько в центре всего, настолько в курсе всего, все были в таком восторге от нее, что рядом с ней невозможно было чувствовать себя одиноко. Но я обнаружила, что стою в сторонке, как будто жду, что мне сейчас дадут задание. Я думаю, я надеялась встать в очередь к какому-то окошку, где волонтеры могли записаться и получить задание, которое надо выполнить. Но никакой очереди не было, никакого окошка, ничего не оставалось, как стоять в сторонке и прислушиваться к разговорам, что я обычно и делала во время вечеринок с коктейлем. Вокруг в основном говорили о чем-то личном: кто смог прийти, а кто нет, кто живет непосредственно в Татти, а кто остановился в Фьезоле, кто был вынужден заботиться о себе сам.
Около полудня дверь с надписью «Не входить» открылась и появился сам профессор Стекли. Он полчаса говорил о сложностях координации усилий итальянского правительства по оказанию помощи американцам. По окончании речи он улыбнулся мне, коротко поговорил со мной и затем опять исчез. Меня не забыли. На самом деле, мне дали важное задание: я должна была переводить во время встречи профессора с Юджином Чапином из гарвардской библиотеки Хоктона, который приезжал из Бостона в тот вечер. Это не совсем то, чего я ожидала, но и это было неплохо: теперь я моряк на корабле, член команды, солдат армии, участник группы поддержки, один из мальчиков на побегушках. Но меньше всего я чувствовала себя приглашенным гостем на этой вечеринке.
Вторую половину дня я провела бродя по городу, стараясь представить, как все выглядело во время наводнения. В отдельных местах в узких улочках вода поднималась на тридцать футов, двигаясь со скоростью сорок миль в час. Это трудно даже вообразить. Большинство улиц уже приведены в порядок, но в квартале Санта Кроче, расположенном в низине, еще нельзя передвигаться без сапог. Бульдозеры прокладывали себе путь через ужасные завалы, и куда бы я ни пошла, повсюду владельцы магазинов лопатами выгребали грязь на улицу, а там ее подбирали грузовики, отвозили сбрасывали обратно в Арно. Я считала, что это довольно глупо, поскольку приведет к обмелению русла реки. (Спустя несколько дней эта практика была приостановлена).
Временные генераторы обеспечивали город электричеством, насколько могли, чего было явно недостаточно, и питьевую воду приходилось доставлять в автоцистернах. Бары и рестораны в центре были закрыты, работал только один ресторан на вокзале.
Я видела то, ради чего приехала, и стану частью того, частью чего хотела быть, – правительственная машина заберет нас утром в пансионе, – но я не могла не видеть разницы между собой и Марго, красивой, уверенной, успешной. Я не могла представить Марго бродящей по городу в поисках недорогого пансиона, потому что ей не по карману пансион Медичи в Фьезоле. Я не могла представить, чтобы Марго волновало, какое Впечатление она произведет на особого гостя из библиотеки Хоктона, и не могла представить, чтобы Марго присела пописать в кустах на площади Д'Азельо, а вот мне пришлось это сделать, так как поблизости не оказалось другого туалета, кроме вокзального, – а до него было слишком далеко.
Я обнаружила пару отелей, каким-то образом умудрившихся не закрыться, но они едва справлялись, с трудом обслуживая тех немногих гостей, что там остались, и пребывая на мели, хотя отели не были из разряда дешевых. Единственной альтернативой пансиону Медичи была возможность присоединиться к «ангелам грязи», сотням студентов со всей Европы, которые, как стаи птиц, слетались во Флоренцию, чтобы принять участие в событиях. И, надо сказать, они оказались на деле очень важной частью происходящего. Именно они, надев противогазы, спускались в отравленную атмосферу подвалов Национальной библиотеки, чтобы спасать книги и архивные материалы (и именно они продолжали работать еще долго после того, как большие шишки уехали из Татти: ведрами вычерпывали вонючую грязь из подвалов магазинов и квартир в центре города). Для них были оборудованы спальные места в вагончиках за станцией, и правительство обеспечивало их едой. Они разводили костры между железнодорожными путями, спали и занимались любовью на одеялах и складных кроватях, или играли на гитарах и пели. Всю эту картину описал мне официант в привокзальном кафетерии, и я немного расстроилась. Не то чтобы для меня это не было привлекательным, просто в двадцать девять лет ты уже не способен на подобные подвиги. Я что-то потеряла где-то по дороге. Я пересекла границу другой страны. Моя виза закончилась. Я не могла уехать. Я только надеялась, что тоже что-нибудь извлеку из этого.
Профессор Чапин принадлежал к хорошо узнаваемому академическому типу людей: поношенный свитер с засученными до локтей рукавами, заплатки на рукавах пиджака, накинутого на плечи, как у Джека Кеннеди. Я не обратила на него внимания накануне, так как ожидала увидеть морщинистого старого человека, вроде профессора, проводившего со мной собеседование при поступлении в Гарвард, и он тоже не заметил меня… Ну, я не знаю, почему он не обратил на меня внимания. В общем, мы так и не встретились, пока за нами утром ни приехала машина. Мы ждали машину на улице перед входом в пансион, и водитель выкрикнул наши имена.
Чапин немного знал итальянский, но недостаточно, чтобы понимать шофера, который говорил очень быстро, и в машине вскоре запульсировала мужская энергия, так как эти двое, игнорируя друг друга, соперничали за мое внимание, один на английском, другой – на итальянском. К моменту, когда мы добрались до Прато, до Вашей первой остановки, у меня слегка кружилась голова. Вам следует запомнить, что я отношусь к тому типу девушек, которых особенно ценят за их чувство юмора.
Работа Чапина не была связана с хранением книг, он занимался новыми поступлениями библиотек, и думаю, воспользовался связями, чтобы попасть во Флоренцию. Сказать по правде, его познания в области книгохранения оказались такими же, как и его итальянский, – не очень обширными. Но он был из тех людей, которые не признаются, что они чего-то не умеют. Это я обнаружила, когда мы добрались до нашего первого пункта назначения – мебельного склада на окраине города.
Тут Чапин меня удивил: он выскочил из машины, представился первому встретившемуся нам человеку и попросил отвести нас к principale,[58]которому отрекомендовался уже более официально: сотрудник Гарвардского университета, представитель Комитета спасения итальянского искусства… нахожусь здесь по приглашению итальянского правительства… чтобы предложить свои услуги… и так далее. Эта речь, которую, по всей видимости, он заранее выучил наизусть, слетала у него с языка так быстро, что principale и все остальные присутствовавшие предположили, что он свободно владеет итальянским, и начали говорить быстро, рассказывая о том, что необходимо сделать. В этот момент мне пришлось вступить в игру, хотя я не уверена, что профессор Чапин заметил мою помощь. Он действительно прекрасно справлялся, несмотря на совсем небольшие познания в итальянском, и когда мы осматривали помещение, он тщательно все изучал и повторял то и дело buono или bene,[59]как будто давая на все свое благословение. Как оказалось, студенты-добровольцы прокладывали книги белой бумагой, итальянским вариантом сарана.[60]
