— Это оттого, наверное, что я решил всецело посвятить эту поездку тебе. К тому же человек ведь обладает различными чертами характера, и в его жизни есть разные периоды, не так ли? Матушка была сильным человеком, поэтому я вполне допускаю, что она могла быть такой в подростковом возрасте, — сказал Сёити и засмеялся. — Однако я, конечно, не думал, что она была настолько испорченной. Это стало для меня очередным потрясением. Выходит, она оказалась каким-то несносным ребенком, да?
— Определенно нет ничего плохого в том, что мы узнали правду о тете. Она ведь человек и не всегда была взрослой, в ее натуре соседствовали разные стороны. И мы должны понимать, что тебе, разумеется, она старалась показывать только хорошую, — сказала я. — Спасибо за все, Сё-тян. Если бы ты был так же добр и заботлив по отношению к своей девушке или жене, как же счастливо вы, наверное, могли бы жить. И ты всегда получал бы ласку и заботу в ответ. Однако в реальной жизни это почти невозможно, и оттого, должно быть, все и не ладится...
Сёити рассмеялся:
— Да, на подобный подвиг я вряд ли способен, к тому же у меня работа...
— Да, согласна, — ответила я. — Давным-давно мама рассказывала, что в ее жизни был период, когда она, лежа в той клинике, практически разучилась выражать свои чувства, когда и слова, и поступки шли вразброд. Я почти позабыла об этом, а ведь это значит, что было время, когда мама пыталась поделиться со мной воспоминаниями о своем тяжелом прошлом. Сегодня я впервые за долгое время припомнила, что говорила мне мама до болезни. И я счастлива уже только поэтому.
— Выходит, наша поездка того стоила. К тому же с мамой, похоже, было то же самое, как поведала мне Кодзима-сан. Обе они, находясь в клинике, кроме как друг с другом, видимо, практически ни с кем не общались. А если такое и случалось, то матушка из них двоих была намного сильнее, упрямее и несговорчивее. Однако я смутно догадывался об этом... — сказал Сёити.
— Несомненно, там тетушка была неуправляемой. Выйдя, она решила стать добрее. Ей надоело быть жестокой и отталкивать от себя людей. И, судя по всему, тетя, изменившись, раз и навсегда взялась за ум. Ей больше ни к чему было прибегать к своей особенной силе. Что же касается моей мамы, то она всегда ревновала, завидовала сестре и очень хотела во что бы то ни стало быть на нее похожей. Я ведь права?
Почему же твоя матушка так страстно желала этого? — спросил Сёити. — Нам, конечно, невозможно доподлинно представить, какой была моя матушка в то время...
— Ну, каждый человек по-своему пытается справиться с выпавшими на его долю необычными обстоятельствами. И тете ведь тоже это далось совсем не легко, так ведь? А маму, мне кажется, интересовало только то, как заполучить так называемую силу, — предположила я.
Сёити, кивнув, добавил:
— У человека каждый день может меняться настроение, он может злиться, раздражаться, порой казаться странным. Однако, если присмотреться, с ним все в полном порядке, не так ли? И может показаться, что мы, люди, не так уж стремимся к постоянству и последовательности. Но именно поэтому крайне необходимо в глубине души обладать этими качествами. Пожалуй, мы не осознаем этого. Не бывает так, чтобы сильный человек всегда был сильным. И я, к примеру, знаю много матушкиных слабых мест.
— Что ж, возможно, я тоже чересчур требовательна к себе, добиваясь последовательности и постоянства. Я думаю, что тетя была по-настоящему сильным человеком, однако возможность быть слабой в кругу своей семьи, по-моему, делала ее счастливой. Дело в том, что, без сомнения, не бывает людей без внутренних противоречий, К тому же моя мама, насколько мне известно, была даже слишком последовательна в плохом смысле, — сказала я.
— И поэтому в конце концов случилось то, что случилось? Навлекла страдания на себя и близких... Твоя мама оказалась подобна крепкому, несгибаемому стволу дерева. По крайней мере такой образ сложился у меня в голове: она как бревно, которое толкай, тяни — с места не сдвинешь. Моя матушка в этом смысле была человечнее, и в то же время до последних дней в ней бурлило ведьмовство, что ли... Вокруг нее ощущалась какая-то аура тайны и загадочности.
— Да, а мама тем временем стремительно становилась все жестче и жестче, — добавила я.
— Вот видишь, как случается, когда не стремишься становиться мягче, — заметил Сёити.
— Уже поздно, — сказала я, совершенно не понимая, почему с моих уст вдруг слетели эти печальные слова.
Услыхав их, Сёити заметно погрустнел, а я сразу пожалела о сказанном и испугалась собственных слов. Возможно, все дело во времени суток, ведь наши силуэты уже начали постепенно таять в ночной темноте.
— Почему ты так говоришь? Не поздно, еще ничего не поздно! И поэтому ты сейчас здесь, — возразил Сёити.
Я молча взяла Сёити под руку и, словно опираясь на него, зашагала вперед. После сказанных им слов я ощутила такую слабость, что, казалось, даже стоять без посторонней помощи была не в силах. Путь до станции оказался очень длинным, и мною овладели рассеянность и какая-то пассивность, словно мы бесцельно бродим в плохом сне. Возникло такое ощущение, словно мы где-то глубоко на дне и, сколько бы ни барахтались, не можем всплыть на поверхность. Наверное, это следствие того, что я посмотрела в глаза прошлому, подумала я. Я знала, что это непременно пройдет, поэтому страдать особо не стоит. Но рука Сёити была такой теплой, какой бывает рука возлюбленного или родственника, и это делало меня еще слабее.
— Однако, слава богу, это заведение оказалось гораздо более основательным и человечным, чем я думала. Тогда мне казалось, что это какая-то совершенно жестокая лечебница, где директор — отвратительный и низкий человек, а злобные медсестры держат в изоляции противных людишек с болезнями богачей.
— Ну, ты загнула, — расхохотался Сёити.
— От мамы я слышала только жуткие истории, и с директором у нее был постоянный роман. И денег она довольно много отдала его клинике. Папа наблюдал за их отношениями и делал вид, что его это не беспокоит. Вся эта ситуация не могла вызвать во мне ничего, кроме неприязни. Так что мое представление об этом месте казалось мне вполне обоснованным, — объяснила я.
— Однако эта клиника отнюдь не произвела на меня ужасное впечатление.
— Вот-вот. Поэтому-то я и удивилась, что вопреки моим ожиданиям она оказалась обычной, нормальной клиникой. Возможно, я просто немного повзрослела.
— К тому же и директора, похоже, уже не было там.
— Если бы там был этот тип, я бы его придушила, — засмеялась я. — Я его физиологически не переносила, даже будучи в детском и невинном возрасте. Я всегда была папиным ребенком.
— Сейчас он, возможно, просто старик, в котором нет ничего особенного и удивительного. Дело в том, что влиятельные люди кажутся нам порой исполинами, — предположил Сёити.
— Может быть. А и бог с ним. Совершенно точно, с мамой у них были серьезные отношения, а что касается папы, то он был слаб духом и, как говорила мама, всегда приносил себя в жертву. И в конечном счете все оказались мамиными рабами. Если судить по тому, что нам рассказали в клинике, грубые и резкие черты характера были присущи тете, но когда они обе вышли оттуда, в настоящем мире мама и тетя поменялись местами. Однако в реальности многими вещами шутить нельзя. Для мудрой тети это, видимо, было очевидно. Она понимала, что разного рода колдовством можно было развлекаться только в маленьком мирке клиники. Ну да ладно. Все это дела минувшие...