Уже смеркалось, когда я позвонил. Господин и фрау Кальде продавали у себя в подъезде почти все то, что можно было купить в обыкновенной лавке. Даже женские чулки. В проеме входной двери была приделана доска, эдакий прилавок, а позади стояли холодильники, морозильные камеры и полки. На коробке с электрическими предохранителями стакан с леденцами для сдачи в один-два пфеннига, но только не для меня.
Коридор, до плеч выложенный плиткой. В мою сторону обернулись двое покупателей, фрау Бройерс, забиравшая авоську с бутылками и купюру в пять марок, и господин Квер, снимавший обертку с рожка клубничного мороженого. Они только что над чем-то смеялись, выражение лиц было расслабленным, и я, кивнув, подошел к прилавку.
– Обычно говорят «добрый вечер»! – Фрау Бройерс оглядела меня с головы до пят. На ней был нейлоновый рабочий халат темно-синего цвета и без рукавов, а плечи такой же толщины, как мои ляжки. – Ах, ты красавчик! По каким же помойкам тебя носило? Вот твоя мать обрадуется.
У меня была разодрана штанина, а сам я весь перепачкался травой и сажей. Господин Квер сморщил нос и громко засопел.
– Ты думаешь, он шлялся по помойкам?
Фрау Бройерс закатила свои маленькие глазки, раскрыла рот так, что стало видно незапломбированное дупло в боковом зубе, и театрально вздохнула.
– Право же, Вильфрид… Хорошо, что ты не мой муж. А то бы я тебе показала!
Господин Квер слизнул с большого пальца мороженое и выбросил золоченую обертку в помойное ведро в углу.
– Если бы я был твоим мужем, надеюсь, я имел бы право кое-что увидеть, а?
Соседка пронзительно взвизгнула. В подъезде опять хлопнула дверь, и она быстро прикрыла рот рукой, той, в которой держала деньги. На шее у нее выступили красные пятна.
Фрау Кальде никогда не улыбалась. Она носила очки, во много раз увеличивавшие ее глаза, а уголки ее широких губ всегда свисали вниз, особенно если покупателями были дети, которым она доверяла меньше, чем взрослым.
– Ну, так что? – она выпятила подбородок. – А тебе-то что надо?
На толстых, похожих на лупу стеклах очков, виднелись отпечатки ее пальцев. Я чуть повернул голову. Соседи, шептавшиеся у меня за плечами, уходить, видимо, не собирались и с любопытством смотрели на меня.
– Пожалуйста, как всегда.
Фрау Кальде нахмурила брови.
– Как это прикажете понимать?
Я откашлялся.
– Ну, две пачки Chester, пачку Gold-Dollar и две бутылки пива.
– Вот видишь! – Господин Квер откусил краешек шоколадного мороженого. – У него сегодня хвост трубой. Он знает, как подмазаться к девчонкам.
– Момент… – Фрау Кальде обернулась и внимательно осмотрела полку. – Разве твоя сестра не купила все это только что? – Она откинула в сторону занавеску, прикрывавшую остальную часть квартиры. – Хорст?
Ее муж не ответил. Только было слышно негромкую музыку, духовой оркестр, а я подошел к прилавку поближе.
– Понятия не имею. Моя мать сказала, что, когда я вечером буду возвращаться домой, должен принести все это.
– Хорст? Да что же это такое, куда он запропастился?
Фрау Бройерс закивала.
– С этих мальчишек ни на минуту нельзя спускать глаз… А мне надо отойти.
– Хорст! – метала громы и молнии фрау Кальде. – Ты что, в подвале?
– Ладно, оставьте. Может, моя сестра действительно приходила. Я спрошу и, если что, приду еще раз.
Она покачала головой.
– Должно быть, действительно в подвале…
И выставила на доску две бутылки пива, Ritter Export, комнатной температуры, хотя отлично знала, что мой отец пьет только DAB. Но я ничего не сказал. Рядом она положила сигареты, вынула из кармана передника карандаш и стала подсчитывать.
– Это будет… – Она взглянула на меня. – Без посуды?
Я отрицательно помотал головой, а она провела языком по зубам.
– Тогда, пожалуйста, четыре марки тридцать пфеннигов.
Господин Квер тихо присвистнул, а фрау Бройерс надула щеки.
– Бог мой! Какое счастье, что у нас никто не курит. Так и разориться недолго!
Фрау Кальде смотрела на меня выжидающе. Она знала, что я отвечу, и могла бы запросто взять у себя за спиной свой гроссбух, серую бухгалтерскую тетрадку. Но она хотела услышать это от меня, каждый раз одно и то же и особенно, если рядом находились другие покупатели. Я сглотнул, почесал затылок.
– Запишите, пожалуйста.
Женщина протянула руку к косяку двери, где повисла нить паутины, смахнула ее.
– Что ты говоришь? – Потом она быстро посмотрела на остальных, и на секунду мне показалось, что ее зрачки за стеклами очков быстро-быстро заходили колесом. – Говори громче, чтобы я поняла. Мы же не в церкви.
Фрау Бройерс откусила вафельку от мороженого, протянутую ей господином Квером, облизнула губы.
– Пожалуйста, запишите, – повторил я и спрятал пачки в карманы.
Мне очень хотелось потрогать новенькие пачки сигарет. Потом я взял бутылки и направился к двери, открыл ее плечом. Соседи у меня за спиной начали шептаться, но фрау Кальде отвечала им нормальным, не приглушенным голосом. А сумму записала в тетрадку.
– Да бросьте. Она приходит только тогда, когда у нее есть наличные. Она стесняется покупать в кредит. Потому и посылает детей.
Я вышел, дверь захлопнулась на замок. В конце улицы, там, где начинался пустырь, Марондесы играли в футбол половинкой брикета угля, а Толстый сидел на траве и держал перед носом одну из своих дешевеньких книжек про Дикий Запад. Он читал ее сложенной так, что было видно только одну колонку. И при этом шевелил губами. Вообще-то его звали Олаф, и он страшно не любил, когда его называли «Толстый». Да и не был он уж настолько толстым, просто выше и сильнее нас. Ему было уже пятнадцать. Он ездил без прав по поселку на мотороллере своего брата, и даже шпана из Клеекампа относилась к нему с уважением.
Я поставил все на бордюрный камень и свистнул сквозь зубы.
– Ух ты! Выиграл в лотерею?
– Нет. Но Stuyvesant купить не мог, и так уже почти пять марок. Засекли бы. Ведь это все как бы для моих родителей, понимаешь?
Он едва успел кивнуть, как вдруг нахмурил брови. Брикет влетел в столб забора и развалился на куски. Карл хлопнул меня по спине, нагнулся за бутылкой и сорвал пробку зубами, полилась пена, а его брат рассматривал сигареты и нюхал пачки. Я засунул руки за пояс, чуть вздернул плечи.
– Вы примете меня обратно?
Толстый встал. В лучах заходящего солнца концы его волос казались рыжими, а вместо глаз я видел только темные впадины. Марондесы стояли в ожидании позади меня, и в сумерках я только мог догадываться, что они ухмыляются. Вдруг показалось, будто пронесся холодный ветер, – меня ударили в живот. Не так чтобы сильно, я не упал, а только попятился назад или собирался это сделать. Но тут сзади подобрался на четвереньках Франц, так что я все-таки скопытился. Пока я лежал на траве, Карл мерзко смеялся, засовывая сигареты себе в карман. Я повторил свой вопрос.
