Книга Игрок - Александр Потемкин

Прокурор испугался меня, как борзые псы — грома и молнии. Он ретировался и больше никогда не проявлял активности. Когда мы встречались, я старалась пылко стрелять в него глазами; он посылал мне испуганные знаки и исчезал, проваливался в стены, как привидение. Представляю, что было бы с тобой. Ты бы со страхом в душе приняла его приглашение прибыть на дачу и, задыхаясь от омерзения, стала бы его массировать. В слезах, как спиленное бревно, ты отдалась бы ему и корила бы свою гадкую судьбу. Я же из этой истории вышла победительницей! Необходимо работать на поле противника его же приемами, но в гипертрофированно-циничной форме. Я научилась этому от своей матери, она — от своей. Из поколения в поколение передавались эти навыки. По материнской линии я восхожу к известному семейству Саул из Бердичева. По отцовской я — из потомственных военных Дюкро. И материнские, и отцовские предки учили своих детей разным приемам защиты от любой формы агрессии. А кто были твои предки?» — спросила она Боярову.

Юлия не торопилась с ответом. Поезд сбавлял ход и подходил к станции «Лиски». В купе воцарилась тишина. Барышня Дюкро ждала ответа от своей партнерши Юлии Бояровой. Вдруг молоденькие дамы услышали голос чиновника чугунки: «Уважаемые пассажиры! Наш скорый поезд номер девять “Тихий Дон” “Ростов — Москва” прибыл на станцию “Лиски”. Вынужден вас огорчить: впереди — крупная авария. Центральная диспетчерская направляет наш поезд на Волжскую железную дорогу. Нам подберут маршрут, по которому мы будем двигаться до конечной станции. Вас ожидает большая трата времени. Для вашего удобства стоянка поезда на станции “Лиски” продлена до пятнадцати минут. Следующая станция — “Поварово”. Затем — Пенза. Мы будем сообщать вам о дальнейшем пути следования нашего поезда. Спасибо за внимание».

«Что, мы не попадем в Воронеж? — в сердцах вскричала Эстер Дюкро. — Необходимо срочно бежать к директору за консультацией». Барышня спешно покинула купе.

Сердце Юлии Бояровой забилось, как пойманная птица. Она поняла, что наступает какая-то необыкновенная, может, даже страшная развязка. Что же будет с их планами?

Пензенский артист, пятидесятилетний Алексей Алексеевич Пирожков, в вечернем часу — красный диск солнца еще не дошел до горизонта, было около половины девятого — совершенно неожиданно для себя получил работу. Это необычайное, прямо-таки чрезвычайное известие принес ему чиновник городской пожарной части, потрепанный жизнью, скудным рационом питания и обильным потоком дешевого картофельного самогона, сморщенный мужичок. Более пяти лет Пензенский драматический театр был почти закрыт. И господин Пирожков, мужчина очень даже оригинальной наружности, был занят своим любимым ремеслом лишь несколько дней в году: он удачно играл деда Мороза на городских новогодних елках и посыльного, разносящего в смокинге поздравительные букеты и подарки от новых русских знатным дамам города в день 8-го Марта. Все остальное время господин П. беззвучно грустил. Как грустят русские люди — известно всем, но как печалился господин П., было бы любопытно узнать, потому что делал он это необыкновенно. Можно предположить, что во всем мире такого чудака, пожалуй, и не было. В послужном списке областного актера было немало ярких и выразительных ролей: в «Женитьбе» господин Пирожков играл сразу аж двух персонажей — экзекутора Яичницу и Степана, слугу Подколесина. Вдохновенное, прямо из глубины души вырывавшееся гоголевское «Да, конечно, лучше, если бы она была умней, а впрочем, и дура тоже хорошо. Были бы только статьи прибавочные в хорошем порядке» стало крылатым, самым любимым выражением во всем послегайдаровском губернском городе. Но что особенно примечательно, мужская часть Пензы цитировала классика с фонетическими особенностями господина Пирожкова, а женская твердо и самостоятельно решила отредактировать автора «Женитьбы» и поменять в философском высказывании коллежского асессора Ивана Павловича ну самую малость— род человеческий. Поэтому очень многие молодые дамочки этого замечательного российского поселения на реке Суре используют это выражение и по сей день в своих образных целях. В «Ревизоре» он на «бис» играл отставного чиновника Растаковского, в специально сшитом костюме, как бы ненароком напоминающем верхнее платье столоначальника губернского земельного комитета, местного щеголя и транжиры. В пушкинской «Метели» он репетировал корнета Дравина, в «Трех сестрах» Чехова играл Ферапонта, в «Короле Лире» — Джентльмена из свиты Корделии, в «Отелло» — запыхавшегося гонца. Пробовался в «Анне Карениной» на роль священника; выразительно, ну прямо как истинный этнический немец, с типичной картавинкой играл в «Маскараде» Адама Петровича Шприха, а в «Офицере флота» Крона удачно, с особым, неизвестным пензенцам юмором сыграл матроса Соловцова, после чего его якобы приглашали в Москву на пробы роли Чонкина Владимира Войновича. Он сыграл и готов был еще исполнить множество пусть мелких, но выразительных ролей, мечтал даже сыграть Банко в «Макбете» и Мармеладова в «Преступлении и наказании». Уже несколько лет собирался написать собственную пьесу «Сурская элитная любовь», но времени никак не хватало. Впрочем, помимо ролей на сцене Алексей Алексеевич Пирожков имел одну длинную, яркую роль в собственной жизни, и она исполнялась им великолепно, на ура! Корифеям отечественной сцены никак не удалось бы сыграть лучше. Это была поистине великая выдумка и гениальное исполнение скромного русского человека. Примечательная идея заключалась в следующем: при коммунистах артистов было много, а получали они мало. На жизнь не хватало. Постоянный дефицит в средствах однажды ранним утром 198… года натолкнул Алексея Алексеевича Пирожкова на очень даже загадочный диагноз — клептоманию. Прочел он описание болезни и захворал своей новой идеей. Его чрезвычайно заинтересовало патологическое влечение некоторых лиц, не находящих в себе сил противостоять соблазну присвоения чужих вещей. В воспалении ума их охватывает такая жадность, такое страстное возбуждение, что они совершенно забывают о моральных принципах, не чуждых им, о возможности разоблачения и вероятных его последствиях, и без разбора тащат и прячут все, что попадает под руку. Пойманные, они заявляют, что сами не могут объяснить, как это с ними случилось, что ими как будто руководила какая-то потусторонняя сила. В ряде случаев, однако, несомненная патология поведения клептоманов подтверждается бессмысленностью их краж, которые становятся как бы самоцелью. Купленные или полученные в подарок вещи не доставляют такого великого удовольствия, как украденные. Нередко клептомания стоит в несомненной связи с одновременно возникающим половым возбуждением. Оно связано со страхом быть уличенным, достигая иной раз степени оргазма именно в момент поимки… И вот Пирожкова посетила, казалось бы, вздорная, но очень практическая мысль: а почему бы для более высокого достатка и пополнения собственного бюджета не симулировать развитие симптомов клептомании? «Ты получишь не только улучшение материального благосостояния, — шепнул ему тогда его внутренний голос, — но и постоянную, на всю жизнь, всегда на новых сценах, с непременными импровизациями, очень даже завидную роль». И Алексей Алексеевич начал действовать. В первый раз, находясь у своих приятелей — милейшей супружеской четы, — он унес пару чулок и разные по фасону туфли, чтобы таким образом подбросить легенду о бессмысленности кражи, а значит — первых симптомах клептомании. Господин Пирожков принес украденные вещи домой и бросил их на диванчик, самое видное место в его однокомнатной холостяцкой квартире. Приятели, у которых он вынес незатейливые предметы, через два дня вечерком навестили артиста. Каково же было удивление супружеской четы Плавунцов, когда они увидели, что на столике их поджидают бутылка шампанского, графинчик с водкой и закуска, а на диване небрежно лежат чулки и совершенно разные туфли славной госпожи Плавунец! Супруги растерялись и стали наблюдать за чрезвычайно обходительным и обаятельным артистом. Пирожков в тот вечер читал Блока и Маяковского, говорил о Константине Симонове и Станиславском. В конце вечера Плавунцы поняли, что с этим милашкой Пирожковым не все в порядке, если он уносит из чужих домов чулки да обувь и при этом не испытывает никакого стеснения от того, что они лежат пред глазами владельцев. В городе пополз слух, что артист Пирожков очень добрый малый, но как-то душевно и неприлично болен. Артист повторял похожие сюжеты несколько раз, пока не убедил окружающих в своем странном нездоровье. Пирожкова хотели было отчислить из театра, но за него вступился тогдашний партком. Почему партком? Алексей Пирожков для отработки идеи, согласно которой его патологические проявления имеют идеологическое основание, стал выносить из театральной библиотеки тома коммунистических классиков и партийных лидеров: Ленина, Маркса, Брежнева, Черненко, Ельцина. Работники библиотеки, по дружбе посещавшие его квартирку, легко находили эти книги. Пирожков так старательно и вдохновенно играл придуманную себе роль, что весь город — от участкового милиционера, прокурора и мэра города до соседских мальчишек — знал, что в Пензе есть своя достопримечательность: господин Пирожков, артист драмтеатра и оригинальный клептоман. Вообще-то российский народ уже привык, что именно артисты могут оказаться кем угодно, что все они — очень подозрительная публика. Более двух лет господин П. работал вхолостую, убеждая свое окружение, что в его кражах нет никакого смысла. Но после того, как каждый житель Пензы мог поклясться, что Пирожков бессребреник, Алексей Алексеевич медленно, но все более уверенно стал зарабатывать на своем общепризнанном диагнозе. Крал он обычно в продовольственных магазинах, причем по мелочам: бублик, банку консервов, пакет гречки, упаковку сахара, бутылку. Единственное, что он себе позволял, когда шел на крупную работенку, — пару туфель. Господин Пирожков так часто страдал от нехватки обуви, что теперь, когда образ клептомана утвердился в сознании публики прочно и основательно, он беззастенчиво входил в обувной магазин и забирал с прилавка нужный ему размер самых модных мокасин. Уже после первых месяцев работы на себя господин Пирожков стал ощущать, что актер — это весьма прилично оплачиваемая профессия. Слава Богу, запросы и аппетиты Алексея Алексеевича не росли, и он привычно тянул в глубокой печали свою роль клептомана уже более пятнадцати лет. Когда же театр закрылся как бы на ремонт и ежемесячную зарплату Пирожков получать перестал, он загрустил основательно, потому что ему все чаще приходилось использовать авторитет известнейшего клептомана. Он грустно ходил среди магазинных прилавков, запихивая в карманы необходимые продукты питания. От привычки воровать обувь честнейший артист давно отказался. В донашивании старой обуви господин Пирожков видел гротеск поворота своей судьбы. Именно в это кризисное время чиновник пожарного ведомства Никанор Григорьевич Пуговкин, с лицом, похожим на пергаментную бумагу, принес господину Пирожкову ошеломляющую новость: есть интересная работа, и платят за нее аж триста долларов. И он, Пирожков, подходит для нее как никто другой. Пожарный, правда, не забыл немедленно потребовать свои десять процентов комиссионных, а для обмывки доброго дела — целых сто граммов, чтобы настоящим образом вспомнить все подробности невероятного предложения. «Да ты, дружок Никанор, можешь не рассказывать, какая ждет меня работа. За триста долларов я сделаю все, что запросят. За такие деньги я смогу из рогатки убить голубя, плюнуть на губернатора, поджечь книги Чехова, жить с грызунами в крысиной норе и голосовать за Жириновского. В моем мире не существует ничего такого, что заставило бы меня отказаться заработать такой капитал. У нас в Пензе это же целое состояние! На эти деньги можно неплохо прожить целый год. Только одно сознание, что я заработал триста долларов, сделает меня на несколько лет счастливым. И взять в руки такую сумму надо публично, чтобы все знали, что в городе появился новый русский — артист областного театра Алексей Пирожков. Дай я поцелую тебя, мой друг Никанор Григорьевич!» И, прослезившись, господин П. сжал сморщенного маленького пожарного в своих мощных объятиях. «Можно, блин, вставить словцо?» — прошепелявил господин Пуговкин. «Говори, дружок!» — смахивая с глаз слезинки, позволил Алексей Алексеевич. «Заказ на работенку такой: потребовали, блин, обвенчать прямо в поезде молодую пару». — «Не понял… Что им, шафер нужен?» — недоуменно раскрыл глаза господин Пирожков. «Священник, блин!» — тонким голоском выкрикнул пожарный. «А я тут… — господин Пирожков запнулся, помолчал, потом восторженная улыбка коснулась его губ, глаз, всего лица и он вдруг, в каком-то радостном отчаянии, воскликнул: —Я должен был играть в “Анне Карениной” священника на венчании Левина и Кити… Вольное переложение романа молодым драматургом. Помешали бюджетные проблемы театра. И вот, через девять лет! “Обручается раб божий Константин рабе божьей Екатерине”, — запел церковным голосом господин П. — Слушай, дружище, а почему они не хотят взять настоящего священника?» — «Сегодня светский праздник. Священников, блин, нигде нет. Мне пришла в голову мысль откомандировать тебя. Если молодожены так торопятся, пусть их венчает артист. Ты православный?» — «Крещен на Яблочный Спас!» — «Тогда проблем не должно быть. Так наливай же!..»