— Я?
— Да. Но ты должен доказать свою веру. Он ведь мог все-все предсказать заранее, не так ли?
— При чем здесь я?
— Да-да, ты. Потому что он был обычный раввин. Наш Иисус был из рода обычных раввинов. Ты ведь знаешь Священное Писание вдоль и поперек, не так ли? — Он смачно облизнул усы и энергично кивнул в подтверждение собственных измышлений.
— Терпеть не могу людей, болтающих о религии на вечеринках, — заметил Том молчаливым слушателям; те ухмыльнулись.
— Я тоже, — заявил пьяный тип, хватая Тома за локоть. — Бери еще пиво — и я тебе все расскажу! Встань на его место. Ну? Стало быть, ты отдаешь себе отчет, что должен выполнить все свои пророчества. Найти осла, взгромоздиться ему на спину и въехать в городские ворота, когда твои фанаты будут орать тебе осанну! У тебя все точно рассчитано. — Он декламировал все это в манере актеров Викторианской эпохи. Том хотел выйти, но пьяный крепко вцепился в него. — Тебе также, без сомнения, известно, что они пригвоздят тебя к кресту, потому что в Иерусалиме уже прохода нет от самозванцев, так что всех «спасителей» сразу распинают. Но ты ухитрился, словно по волшебству, уцелеть даже на кресте, да? И затем… — Он вдруг устремил пронзительный взгляд куда-то за спину Тома. — Господи Иисусе, посмотрите только на эту сексуально озабоченную сучку в черном платье. Какая страстная красотка! Да, вот тут уж Господь, можно сказать, постарался… Это…
— Это моя жена, — сказал Том.
— Черт. Прошу прощения. Не хотел никого оскорбить.
— Тебе что, по зубам съездить? — гневно бросил Том. Он не на шутку разозлился.
Пьяный покачнулся и окинул взглядом атлетическую двухметровую фигуру Тома весом под сотню килограммов. Трое остальных отступили назад. Он подставил Тому правую щеку.
— Давай. Я заслужил это. Только двинь меня сюда, а то с другой стороны у меня флюс.
Том оттолкнул его лицо ладонью, взял пиво и вышел из кухни.
Часа через два он заметил, что этот тип пытается завязать разговор с Кейти. Он знал, что Кейти может постоять за себя, но тут вспомнил, как он сам познакомился с ней в этой самой комнате, и решил нарушить их уединение.
— Я только приносил извинения за то, что наболтал перед этим лишнего, — заявил пьяница, вытирая глаза и брызгая слюной.
— Это правда, — подтвердила Кейти.
— Эта женщина — просто идеал для мужчины. Сущий серафим. Можешь мне поверить. У меня богатый опыт. — Он покачнулся и чуть не упал.
— Ладно, нам пора домой.
— Береги ее! — прокричал пьяный ему вслед. — Она настоящий ангел небесный.
Хозяин проводил их до дверей и помог одеться.
— Слушайте, что это за дикарь? — спросил Том.
— Ох, я должен перед вами извиниться, — ответил хозяин, запечатлевая прощальный поцелуй на подставленной щеке Кейти. — Это мой брат. Он был священником и только расстригся.
14
— Когда ты слышишь крик «Аллах велик!», лучше сразу уносить ноги, — заметила Шерон, когда они прогуливались у стены Старого города.
Пройти можно было только от ворот Сиона до Дамасских, во всех остальных местах проход был закрыт из-за стрельбы накануне. Патрульных на стене было вдвое больше обычного, и вид у них был настороженный.
— В газетах не объяснили, что произошло?
— У нас никогда ничего толком не объясняют. Какой-то молодой араб бегал по улице с ножом и кричал эти самые слова: «Аллах велик!» — а затем пырнул ножом двух евреев. Его тут же пристрелил на месте один из солдат. После этого солдаты стали набрасываться на всех арабов, какие попадались им под руку, и избивать их до полусмерти.
— Но что заставило его так поступить? Что вывело его из себя?
Они остановились возле башни Давида и облокотились на парапет. Перед ними раскинулся армянский квартал. Шерон раскурила самокрутку, и Том узнал запах гашиша.
— Это невозможно объяснить какими-то конкретными причинами. Все это часть палестинского сопротивления. Для них это непрестанная борьба за нашу землю, за то, чтобы нас здесь не было, а мы хотим жить на нашей земле. К этому все сводится, так что время от времени происходят стычки вроде этой.
— Но зачем поминать Бога перед тем, как зарезать кого-нибудь? Я просто не вижу в этом смысла.
— Понятно, что ты не видишь здесь смысла. Но для палестинцев, как и для некоторых наших хасидов, религия неотделима от политики. Точно так же, как было во время основания города или при Иисусе.
— И сколько же это будет продолжаться?
— Полагаю, что вечно.
Пройтись у стены предложила Шерон. Отсюда, сказала она, Том сможет лучше разобраться в планировке города. Он был рад, что она пошла вместе с ним. Вооруженные солдаты с тоской и вожделением смотрели на Шерон, а Том в ее компании уже не выглядел таким наивным туристом и не ощущал себя объектом возможного нападения; ее уверенность служила ему временной защитой от духов этого города. Но сегодня он чувствовал нависшую над Иерусалимом атмосферу насилия. И он сам не знал, что его больше пугает. Он ждал подходящего момента, чтобы поделиться с ней тем, что с ним происходит, но боялся, что если начнет говорить сейчас, то запутается и зайдет в тупик или, еще хуже, у него ум за разум зайдет — окончательно и уже навсегда.
Шерон затянулась сигаретой:
— И как это смотрится отсюда?
— Все так же красиво.
— Четыре квартала, — указала она на районы, заселенные разными этническими группами. — И каждый из них поставляет двадцать пять процентов от общего идиотизма. Видишь евреев у Стены Плача? Половина из них даже не знают, куда они пришли на самом деле. Они думают, что это бывшая стена храма Соломона. Ты видел, как они запихивают листочки с просьбами и пожеланиями в щели, будто Бог их когда-нибудь прочитает. А это была вовсе не стена храма, а фундамент, на котором возводили храм Ирода. Ирода, а не Соломона. — Она затушила окурок о камень. — Только представь себе: целыми днями шепчут молитвы в совершенно неподходящем для этого месте. А твои христиане? У них вышло еще глупее. И все потому, что мать одного византийского императора, отправившись в свое первое паломничество, была разочарована, что здесь нет христианских храмов. И что мы имеем в результате? Дорога «крестного пути» размечена абсолютно произвольно. Выбор мест поклонения основывается на догадках. Церкви построены над какими-то непонятными колодцами древнего происхождения. Ты видел Молочный грот? Это их самая большая святыня. Дева Мария расплескала здесь молоко своей матери. Заплатите три шекеля — и посетите великую святыню! Они не знают, где был распят Христос. Они не знают, где он нес свой крест. Они не знают, где он был похоронен. Все это установлено наугад. Все это ложь, парк развлечений. Дешевый византийский «Диснейленд» для безмозглых паломников. — Она указала пальцем влево. — Ты был в армянском квартале?
