Авангардистский дельфин неврастенически подозревал меня в связи с Италией, особенно когда я звонил ему из римского телефона-автомата, но так и не догадался. Итальянская любовница ходила со мной в кино. Одна – в кино, другая – из кино, кто – командир, кто – жертва, дельфин рвет книги. Птица читала модные правильные книги из разных стран. Однажды мы залетели с ней на Карибские острова. Убить тебя, что ли? – думал я. – Уморить? Пятая смеется с пятью октябрятскими звездочками на груди. Одна седеет, другая – дуреет. А третья недоумевает, полная невыразимого «ты чё?». Пульсация пятиконечной звезды в голове. Пятиконечная звезда крутится, искрит, как карусель полуночных звонков: Алло, это я, дельфин, пес, птица, кошка, птица, дельфин, мое прошлое, снова кошка. Кто сказал, что Бог – это любовь? Покажите мне этого теплого непроснувшегося клиента. Пульсация-хренация. Остроконечная звезда несется на меня. Пятиконечная звезда совсем налетела. Подонок! Скотина! Любимый! Гад! Ну, здравствуйте. Это – я.
Я любил в детстве праздничные пятиконечные звезды. Не мусульманский квадрат и не еврейский шестигранник, а кремлевские рубины – разгадка любовной матрицы. С этой вестью меня отправили в мир. Ни о чем не жалею. Теперь я знаю, что только прошлое имеет человеческое лицо. Я жестко поставил на песий конец. Прожил полтора года с песьей любовью, обменял ее на кошачье будущее – итальянка не в курсе. А я не мог себя понять: деньги, стабильность, культура, манеры, стремительность, улыбки, птичьи крылышки, вдобавок Италия, от которой все немцы сходят с ума, и только черная дыра с песьей мордой не сходит, а дельфин даже знает по-итальянски, моя пятиконечная звезда, но меня рвет – пташка, куда ты?
Будущее, как и детей, нельзя обижать.
Любовь слуг
– Дэц, – сказал он, не глядя в глаза. – Меня зовут Дэц.
– Понятно, – согласился я.
– Дэц умер, – сказал Дэц, – не выдержал пыток.
За плечом у него стоял второй Дэц, непосредственный мой спаситель.
– Вас заказала женщина, – сказал второй Дэц. – У вас есть женщины-враги?
– Какая женщина?
– Ее зовут Дэх, – сказал первый Дэц.
– Понятно, – сказал я.
– Это как крысы. Они подпрыгивают и кусаются, если что. Не будем трогать ее в течение месяца. Дальше сами решайте. Лучше – несчастный случай. – Дэц помолчал. – Я – старый боксер. Я только с выблядками на вы.
– Считайте меня выблядком, – предложил я.
Больше всего мне не понравилось то, что меня заказали за такие смешные деньги.
– Где ваша Дэх? – спросил я Дэца, героя лестничной драки.
Дэц и Дэх жили на этаж выше меня. Там была даже не квартира, а мелкие ящики, набитые трухой. У нее был маленький Дэц от первого мужа Дэца, ребенок, который болел лейкемией и любил компьютерные игры. Дэх стирала, гладила, готовила, убирала квартиру, сдавала мою обувь в ремонт, купала меня в ванне и делала массаж с пенетрацией пальца с кремом и отсасыванием хуя за дополнительную плату. Я не мог ей нарадоваться. Иногда Дэх и Дэц спускались ко мне на этаж, и мы с ними пили водку с пивом и обсуждали их соседа, бывшего геолога-орденоносца Дэца, от которого несло репчатым луком. После него в уборную не войти, но я не уверен, была ли у них уборная. Иногда на моих вечеринках Дэх и Дэц мечтали о том, как разбогатеть, работая в Английском посольстве прислугой.
– Ребята, устрою! – Любовь слуг возбуждала меня.
У Дэх были тяжелые, черт знает чем набитые сиськи. Теперь это мало кто помнит, но гностики утверждали, что рабы не имеют бессмертной души. Я был уверен, что моя Дэх – исключение. Не успел я вернуться из Крыма домой, как верный мой повар Дэц сказал, метая на стол цыпленка-табака, рис, кетчуп, баклажаны по-мексикански:
– Как вы загорели! Автоответчик весь засран угрозами и похоронным маршем.
– Пошли слушать Шопена. – Я отодвинул цыпленка.
– Мы с Дэх стерли запись, чтобы вас не волновать. Вино открыть?
– Дэх в шоке, – сказал Дэц.
– Мы взяли его в мешок и закопали у Клязьмы.
– Нормально. Такси не хотело вести труп.
Кровь была пролита по всей лестничной клетке между третьим и четвертым этажами. Кровь пахла кетчупом. Оставался последний шанс.
– Дэц, – сказал я. – Скажите честно, вам нужны деньги?
Дэц молчал, выпучив на меня глаза.
– Дэц, почему кровь только на площадке?
– Я кинул ему рубашку, чтобы не капал.
– Как его звали?
– Он говорил неразборчиво.
– Может быть, его звали Дэц?
– Возможно, но я не уверен. Он сказан, плюясь зубами, что ему заказали мужика по синей куртке и номеру вашей машины.
– И что?
– Вперед, командир! Куда он денется? Повез.
Подними правую руку кверху и резко опусти ее вниз:
– Ну их всех на хуй!
Я всегда так делаю, чтобы отогнать ужас жизни. На этот раз не помогло. Снилась женщина-враг. Шопен не давал покоя. У Децев все детерминировано, свободной воли не допускается ни для кого. Одни Децы поют, другие пляшут, третьи бомбят Москву, а эти пришли ко мне. Я дал им денег на такси.
– Поживу у вас, – сказал Дэц. – Обносился.
Пришла Дэх с кастрюлей щей.
– Были еще какие-то свежие угрозы на автоответчике? – спросил я ее, улыбаясь.
– Вы меня обижаете вашим допросом.
– Дэх! Откуда эти обидки? Мне угрожали расправой.
– Меня ваша жизнь мало интересует.
Как будто она и не делала все, что делала, за очень смешные дополнительные деньги.
Они стали есть щи. Пришли их собаки, которых они называли Дэц и Дэх. Все Дэцы, включая собак, залезли ванну и стали пускать струи контрастного душа в Дэх, используя при этом громкую музыку, но я этого совсем не видел, потому что меня в ванную не позвали. Они только крикнули:
– У тебя это что: джакузи-шмакузи или просто ванна?
– Я вас не слышу, – ответил я.
Они вытерлись моим полотенцем. Потом смотрели видик, сгрудившись в большую неуклюжую кучу на диване. Пришли мои издатели, тоже по имени Дэц и Дэх, и они хотели мне помочь разобраться в бедственном положении, но их обозвали свидетелями и выставили за дверь. Издатель Дэц махал мне рукой. Мол, не верь. Но труп есть труп.
Раздался звонок. Они открыли. Вошел новый Дэц.
– Менты вонючие!
На автоответчике скопились угрозы.
– Ну, что приехал? Жди сюрпризов!
– А что менты? – сказал Дэц.
– Нашли мешок с трупом.
– Деньги.
– Сколько? – покорно сказал я.
