Тем временем с глазами Ульянова произошло мгновенное превращение — они вернулись в свое прежнее, нормальное состояние и снова в упор смотрели на Софрончука без гнева и пристрастия.
— Как семья? — вдруг спросил Ульянов, и Софрончук чуть не подавился от неожиданности:
— Спасибо, товарищ генерал, все здоровы. Все трудятся, каждый на своем участке, так сказать…
— А наследник, он как? Школу скоро заканчивает, наверно?
— Уже закончил, товарищ генерал, в Инязе, на пятом курсе.
— О, как время летит… Английский учит?
— Так точно, товарищ генерал!
— Это правильно… правильно… Язык главного противника… А завтра ты, кажется, не работаешь?
— Так точно, выходной!
— С семьей, конечно, отдыхать будешь?
— Да вот думал, может, за грибами сходить? Грибов, говорят, в этом году — немерено…
— Н-да, можно и за грибами… Но с другой стороны, завтра передачи хорошие… «Семнадцать мгновений» повторяют…
— Да я смотрел уже…
— Да и я тоже, два раза даже… но лишний раз все равно не помешает… Потом хоккей завтра…
— Я смотрю, только когда ЦСКА играют…
— Напрасно! А вдруг «Крылышки» завтра выиграют, а? Тогда это и на ЦСКА отразится…
— Да не выиграют они…
— Это непредсказуемо… Вообще, я вот тебя дернул на ночь глядя… А за грибами — это надо рано вставать, разве нет?
— Ну да… вообще-то…
Ульянов теперь говорил почему-то громко, четко, выговаривая слова, словно диктор. И смешно пучил свои глаза, которые даже вроде перестали быть рыбьими, что-то в них теперь даже читалось, какая-то даже вроде эмоция, волнение, что ли.
— Так что выспись хорошенько, — продолжал он во весь голос, — побудь дома, с семьей, сына повоспитывай, телик погляди…
— Да жена еще просила тещу съездить навестить в Звенигород… Не очень, правда, хочется, если честно.
— Не надо, не надо к теще! В следующий раз съездишь. Точно тебе советую: дома завтра, дома сиди!
Теперь Ульянов смотрел на Софрончука почти злобно, яростно, как будто сердился на него за что-то. За тупость, например.
Помолчали, потом Ульянов говорит, как будто отчаявшись:
— И вообще… Вдруг завтра ты мне понадобишься?
— Зачем? — удивился Софрончук. — У нас на выходные Рузин дежурит, если что — все вопросы к нему… И потом… Вы разве завтра с Генеральным в Венгрию не уезжаете?
— Уезжаю-уезжаю… Ну, может, Акимову ты нужен будешь…
Наверно, лицо Софрончука выражало такое явное недоумение, что Ульянов не выдержал и, совсем уже повысив голос чуть не до крика, заявил:
— Мне о людях приказано больше заботиться, понял? Так что сиди дома и не рыпайся!
«Ну, — подумал Софрончук, — завтра что-то будет этакое. Что-то утро мне готовит…»
А вслух гаркнул на этот раз хорошенько:
— Так точно, товарищ генерал!
Но Ульянов только недовольно поморщился.
2До утра ждать не пришлось, события начались уже глубокой ночью. Часа в три Софрончук внезапно проснулся от ощущения, что в квартире происходит что-то не то, что-то странное, тревожное. Первый порыв, чисто рефлекторный — вскочить, выхватить пистолет из тумбочки… Но жена мирно посапывала рядом, из-за двери спальни не доносилось ни звука. А вот с улицы, через открытую форточку, как раз долетали отдаленные пьяные крики и смех. Но это как раз успокаивало, это доказывало, что все нормально, что никакой опасности нет. Ночь на выходной — все, как полагается. Вот оказаться сейчас там, на улице, на пути этих загулявших удальцов, это могло бы быть опасным (да и то ерунда, скорее всего Софрончук бы с ними справился, главное — быстро понять, у кого из гуляк может быть нож). А тут, в теплой постели, на далеком двенадцатом этаже, за стальной дверью квартиры в запертом подъезде от далеких криков было почему-то уютнее и спокойнее. Но все же что-то же такое его разбудило… Или просто нервы разыгрались, довел-таки чертов Ульянов до ночных галлюцинаций…
Тут за дверью, в холле, послышался вроде бы какой-то звук, даже, кажется, замок приглушенно щелкнул… «Что это еще такое, — думал Софрончук, — все вроде дома вечером были, даже Сашок, и тот с вечеринки рано вернулся…»
А потом размышления закончились — потому что тихонечко скрипнула, приоткрывшись, дверь спальни, и в комнату просунулась смутно различимая в темноте голова в черной кепке. Человек еле слышно, намеком, присвистнул, стараясь привлечь внимание Софрончука. Тот беззвучно, как учили, вскочил на ноги, выхватил пистолет из тумбочки… Но человек у двери энергично мотал головой, дескать, не надо оружия, делал какие-то еще трудно различимые жесты… Указывал, кажется, на спящую жену, дескать, зачем ее будить? И вообще, давай скорей, одевайся тихонечко и выходи.
Не бандитское вроде бы поведение. Софрончук постоял секунду, всматриваясь в темный абрис, взвешивая вводные, оценивая странную ситуацию, вспоминая Ульянова: его штучки? Но зачем? Дикость какая, да и рискованно, он мог ведь со сна и пальбу начать…
Или все-таки это бандиты такие — с воображением? Или что-нибудь не совсем тривиальное — ЦРУ, Моссад? Поди плохо — заместителя коменданта ЦК похитить! Нет, бред, бред, это только в фильмах такое бывает…
Держа все-таки пистолет на изготовку, не отрывая глаз от проема двери, он подхватил тапочки, брюки, рубашку, бесшумно обошел кровать, на краю которой сопела жена… Когда Софрончук приблизился к двери, человек отпрянул, освобождая ему дорогу, но, прежде, чем раствориться в темноте холла, сделал молниеносное движение рукой (Софрончук чуть не выстрелил), и на тумбочке рядом с головой жены появился какой-то предмет. Софрончук взял его на секунду в руку, поднес к лицу… Это была небольшая, тоненькая вазочка, а в ней — цветок на высоком стебле. Софрончук секунду поколебался: оставить на тумбочке или нет? Потом все-таки оставил. «Подчинился я им, все делаю безропотно, вот что значит трепет перед начальством», — мелькнула неприятная мысль.
Но что толку было размышлять, поздно уже… Софрончук выскользнул в холл. Там их было двое, в одинаковых плащах и темных кепках. Один высокий и худой, другой низенький и толстый. И оба смешно прижимали пальцы к губам, чтобы убедить Софрончука не шуметь. А он первым делом направился к входной двери, ведь лично на стальной засов закрывал, не говоря о хитром французском замке: как открыли-то? Замок был цел, и засов тоже, никаких явных повреждений не было заметно — мистика, да и только. «Во дают ребята!» — уважительно подумал Софрончук.
Но заговорил он только в лифте. Когда двери закрылись, он спросил:
— А до утра подождать нельзя было?
— Вводная была, что вы на рассвете можете за грибами отлучиться, товарищ полковник, — отвечал тот, что повыше.
